Читать книгу "Микрокосмос, или Теорема Сога - Асука Фудзимори"

Их выслушал здоровенный конопатый верзила с пухлыми щеками. Казалось, он весь день без перерыва слушал радио. Так как радиоприемника в его комнате не было, у мамаши Сога сложилось о нем неблагоприятное впечатление. Как и ее сопровождающий, американец не лучился энтузиазмом.

– Скажи ему, что я хочу подать запрос, – начала мамаша Сога. – Если хочет, я ему принесу хороших пирожных. Лавка моя снова открыта, торговля идет неплохо.

Японец, запинаясь, переводил, американец спокойно слушал. Не проходило дня, чтобы ему чего-нибудь не предлагали. Сочных персиков, жареных цыплят, молоденьких цыпочек, розовощеких, как персик… А теперь пирожные. В родном Массачусетсе коррупция не выпирала таким бесстыдным манером, а здесь, у этих карликов с их лицемерными улыбками, это почти национальная религия. Пирожные!

Здоровенный конопатый скрипел пером в своем блокноте, мамаша Сога объясняла, переводчик пытался за ней успеть. Ее сына надо реабилитировать, настаивала вдова. Он ни в чем не виноват, он крупный ученый, умнейший человек. Все остальное – клевета.

– У него были враги, много врагов. У Сога всегда были враги, сотни лет Мой сын рассказывал, как их сожгли еще при дворе императрицы. Он многое знал, мой сын. Ему завидовали, сплетни распускали. И оклеветали.

Мамаша Сога тарахтела, как старый отбойный молоток, переводчик пыхтел и путался, конопатый силился поспеть за переводчиком и разгадать его мудреные речевые конструкции, одновременно скучал и веселился. Суть просьбы мамаши Сога постепенно прояснялась. Сына оклеветали. Сплошь клевета да слухи. Какие слухи?

– Да разные. А все дело в том, что сын был против войны. Он ведь умнее был, чем все остальные, чем эти военные. Они его боялись, боялись, что он других настроит. Вот и навесили ему эту историю страшную. Но я-то его лучше знаю. Это началось еще, когда он осудил нападение на Китай.

Противник войны, подчеркнул конопатый, осуждал войну с Китаем. Гм, возможно, в этом что-то есть. Достаточно, чтобы восстановить недостающее. Может, интересная фигура, можно использовать?… Чуть ли не герой сопротивления… Американец поблагодарил ее за сообщение, пообещал разобраться в ближайшее время.

– Мой сын – большой человек! – ораторствовала мамаша Сога, мягко вытесняемая конопатым американцем из комнаты. – Ученый, строитель, сердце золотое, весь в отца. А остальное всё враки, не верьте…

Мамаша Сога вернулась домой, уверенная в своей победе, но американцы очень быстро раскопали кучу компромата. Принадлежность к секретной службе, поджигательская статья с подстрекательством к убийству премьер-министра Инукаи, дружба с генералами Исивара и Итагаки, палачами Маньчжурии, военными преступниками категории А. Милитарист, противник демократии… Какая уж тут реабилитация! Просьбу мамаши Сога решительно отклонили.

Оккупационные власти сдали дела местным, и мамаша Сога, которой уже перевалило за девяносто, обратилась к властям вновь обретшей независимость Японии. Воспетая в легендах неспешность местной администрации привела вопрос к естественному разрешению. Однажды настойчивая просительница заснула и более не проснулась. Прекрасным зимним утром не проснулась она. Солнце сияло над свежевыпавшими сугробами, соседские детишки смеялись и лепили снежного Будду. Проведав о ее кончине, чиновник министерства внутренних дел обратился к своему начальству с запросом, следует ли продолжать работу над ее просьбой. Едва заметным шевелением бровей начальство велело похоронить досье Сога.

Раскинувшаяся между морем и горами Хиросима – один из наиболее живописных городов страны. Жители города приветливы, воды, омывающие берега, столь же богаты и обильны, как и окрестные поля. Молено найти в этом городе и менее приветливые уголки. Например, чтобы наделено запереть какого-нибудь злоумышленника.

Добраться сюда не всегда легко. Для Хитоси путь этот оказался не проще, чем в свое время до Европы. Сначала он оказался в ночном поезде. Наручники, солдаты по бокам, направление – запад. Но бомбы разрушили путь, и солдаты, остерегаясь проявлять какую-либо инициативу, доложили начальству и стали ждать решения. Решение это заставило их прибегнуть к самодеятельности: доставить заключенного на место назначения любыми доступными средствами, удалить этот кусок дерьма от столицы.

Прибывая в очередной город, городок или иной населенный пункт, солдаты совали под нос местному начальству свое предписание, требуя комнату на ночь и машину на следующий день. Выполнялись эти требования без особой охоты, встречались всегда ворчанием, что, мол, и так эта война уже много стоила… Но наручники на руках подконвойного убеждали еще лучше, чем винтовки в руках конвоиров.

– Что он вытворил? – спрашивал иной из местных чиновников.

– Кто знает, нам не сказали. Велено доставить в санаторий.

– В санаторий? Больной, что ли?

– Точно. Головой страдает. Псих полный. Да еще и опасный.

– Ух ты…

– Очень опасный. Наручники велено не снимать ни на миг, ни даже в сортир.

– Даже в сортир! Да-а, опасный, должно быть, тип.

Любопытный сообщал об опасном психе своим согражданам, не забывая такой сочной детали, как наручники в сортире. И кто-нибудь непременно появлялся, чтобы пожертвовать страдальцу-психу горстку риса или овощей, а иной раз даже и чего-нибудь сладенького.

Недели через две-три они добрались наконец до места назначения. Солдаты оформляли документы в кабинете директора, а Хитоси впихнула в тесную каморку молодая санитарка, миловидность которой надежно укрылась от глаз под броней агрессивной усталости.

– Два приема пищи, утром и вечером, – сообщила она, перед тем как повернуть ключ в замке. – И никаких жалоб. По теперешним временам и за это надо спасибо сказать.

Камера грязная, горшок в двух шагах от кровати. Но «по теперешним временам и за это надо спасибо сказать». Кроме того – окно! Маленькое, закрытое мощной наружной решеткой, но настоящее окно, за которым – город, вид на кусочек внешнего мира.

– Странно, – проронил Хитоси.

– Что странно?

– Дома…

– Дома? У нас дома что надо. Из западного кирпича выстроены. Как в центре города. Жилые дома здесь из дерева. Чем не столица?

– Нет, в столице ничего не осталось, все разрушено. Да и по всей стране то же самое. Меня долго везли. Иокогама, Сидзуока, Нагоя, Осака, Кобе… Везде все разрушено, выгорело. Когда к городу подъезжаешь, первое, что видишь, – столб дыма. А въехал – плачут дети, мрачные взрослые… Что у вас здесь случилось, почему город цел?

– Говорят, американцы забыли про нас. Ни одной бомбы с начала войны. Куре вон совсем рядом, так что с ними сделали! А у нас – тишь да гладь.

– Вас это не беспокоит?

– А чего волноваться? Наверное, американцы боятся наших зениток. У нас мощная противовоздушная оборона.

– Я не местный, но знаю, что в Хиросиме авиабаза, две верфи, четыре сталелитейных завода, арсенал и гарнизон, генеральный штаб Тихоокеанского флота… Вторая по значению военная база страны, и вы полагаете, что американцам до нее дела нет?