Читать книгу "Доллары царя Гороха - Дарья Донцова"

– Вовсе даже не чуток, а очень сильно, – взвылаОльга, – откуда эта вонь? Быстро признавайтесь! Ирка, у тебя натирка длямебели с этой отдушкой?

– Вы чего, – принялась отбиваться домработница, –мне и в голову не придет в этой халупе буфеты натирать!

– Значит, наплевав на меня, кто-то приобрел такой дезодорантдля туалета, – окончательно озверела Зайка.

– А вот и нет, – сообщил Кеша, – это свечи.

Ольга принюхалась, потом вскочила и опрометью бросилась всад. С улицы долетел ее высокий, нервный голос:

– Конечно, я всегда знала, что Дарья терпеть меня не может,но чтоб настолько!

Я почувствовала себя хуже некуда. Дегтярев, сердито сопя,ушел в ванную, Ирка шмыгнула на кухню, Кеша пошел за женой в сад.

– Ну, мусик, – воскликнула Машка, – однако тыдаешь! Ведь когда ты собралась в хозяйственный, я специально предупредила –только не бери кокосовую отдушку, Зайка ее ненавидит до потери пульса!

Я горестно смотрела на пылающее пламя. Уж не знаю, какпроисходит у других людей, но мне категорически нельзя говорить перед походом вмагазин:

– Дашутка, не покупай ЭТО! Все, что угодно, только не ЭТО!

С абсолютной гарантией я именно ЭТО и куплю, причем вбольших количествах. Еще хуже дело обстоит с дорогой. Если я собираюсь ккому-нибудь в гости и мне говорят: «Дарья, там встретится левый поворот. ТУДАне езди» – и что же я сделаю? Совершенно точно, именно ТУДА и сверну.

Я вообще не понимаю, за каким чертом люди советуют, чегопредпринимать не стоит, только запутывают меня. Та же Маруська должна быласпокойно сказать:

– Муся, приобрети самые обычные свечи, без всякого запаха.

Уж будьте уверены, выполнила бы приказ с аптекарскойточностью. Я очень ответственный человек.

– Мать, – крикнул из сада Кеша, – погаси свечи иоткрой все окна.

Я задула фитили в гостиной, потом сбегала в свою и Машинуспальни, вовремя вспомнила, что наверху горит еще с десяток, и полезла навторой этаж.

В доме стояла тишина, все население высыпало в сад утешатьОльгу, только из столовой доносилось счастливое чавканье. Кто-то из собак,скорей всего высокий Банди, воспользовавшись темнотой и отсутствием хозяев,подъедал забытое на столе мороженое.

Я хотела крикнуть: «Это что за безобразие, ну-ка отойдите отеды».

Но потом подумала и промолчала. Пусть хоть у Бандюши будетпраздник!

Кое-как я влезла наверх, затушила свечи и, распахнув окно,крикнула:

– Полный порядок.

– Сбрось мне рубашку, – попросил Кеша, – что-тосыро становится.

– Где она висит?

– На спинке стула.

– Не вижу.

– Ладно, сейчас сам приду, – покорно ответил Аркадий.

Через секунду на лестнице послышались голоса, раздраженныйЗайкин и тихий Аркашкин:

– Ни о чем ее попросить нельзя.

– Ладно тебе, ей и впрямь в темноте ничего не видно.

– Она меня не любит.

– Не говори ерунды.

– Ты тоже хорош! Меня тут все терпеть не могут!

– Просто сегодня очень душно, вот ляжешь спать и к утру всезабудешь! Мы тебя обожаем, – засюсюкал Кеша, пытаясь залить пламяЗайкиного гнева.

– А свечи? – продолжала сердиться Ольга.

– Ну забыла она, со всяким случиться может.

– А губы, – не успокаивалась Зая, – зачем Дашасказала, что они отвалятся, так оно и случилось!

– Ой, – крикнула я, – ну прости, я пошутиланеудачно! Неужели и правда отклеились в эфире?

– Нет, слава богу, – простонала Ольга, – до негомне гример целый час потом пыталась нормальный рот сделать, пока кто-то непредложил «Фейри» помыть.

– Помогло?

– Ага, краска сошла, кожа тоже, теперь очень больно, –жалобным голосом протянула Ольга, поднимаясь по лестнице.

Ступеньки скрипели, следом за женой шел Аркашка.

Полная раскаяния, я бросилась им навстречу:

– Зайчоночек, но ведь я не хотела, думала, как лучше!

– Я и не сержусь, – простонала Ольга, – простообидно, я люблю тебя, а ты меня нет.

– Мусик, – подала голос Манюня, – вернись навторой этаж, ступеньки не выдержат троих.

– Вовсе мы не такие жирные, – отмахнулась я.

– Муся, шагай назад, а то…

Она не успела договорить. Раздался треск, вопли, перилавыскользнули из моих пальцев, вслед за ними пропала и опора под ногами. Издавкрик ужаса, я упала на что-то мягкое, копошащееся, теплое.

– Снап! Я тебя раздавила!

– …! – басом выпалила собака, и я поняла, что это неротвейлер.

Снап не умеет говорить. Впрочем, если б даже умел, то нестал бы материться. Он очень интеллигентный пес; вот Банди, тот способен нахулиганские выходки, но он тоже не обладает даром речи, значит, я хлопнулась наполковника.

– Дегтярев, – с возмущением сказала я, – тут полноженщин, а ты ругаешься, да еще нецензурно. Неужели не стыдно?!

– Я?! – донесся совсем из другого конца комнаты голосАлександра Михайловича. – Я матерюсь?

– Кто же тогда?

– Мусик, – пропищало существо, лежащее подо мной, –какая разница, у кого вылетело не то слово, по мне, так лучше выяснить, живы лиупавшие. Ау, Кеша, Зая, вы как?

И тут вспыхнул свет. Стоваттная лампочка ярко осветила местокатастрофы. На полу лежали обломки того, что еще недавно было лестницей. Зайкасидела около трюмо и дрожащими руками ощупывала голову. Кеша, кряхтя, встал наноги. Из спальни Дегтярева с откровенным ужасом в глазах выглядывали собаки.Морда Банди вся перемазана мороженым, а Снап от носа до ушей в геркулесовойкаше. Александр Михайлович вжался в угол около моей комнаты, Ирка почему-тонадела себе на голову пластиковую хлебницу.

– Муся, – попросила придавленная Машка, – сделайодолжение, встань, мне очень тяжело.

Я поднялась и с укоризной сказала:

– Я и предположить не могла, что ты знаешь столь нецензурныевыражения.

– Ты о чем? – невинно захлопала глазами девочка. –Не врублюсь никак!

– Кто матерился, когда я на него упала, а?