Читать книгу "Принц воров - Валерий Горшков"

— Весников — умнейший из всех сыщиков, которых я встречал. Он может догадаться о новом адресе сокровищ Святого быстрее, чем я. И Полонского будут там ждать люди с малиновыми петлицами. Черт возьми!..

— Подожди-ка, подожди-ка… — неловко выбравшись из-за стола, Шелестов начал свой марш по кабинету. Пройдя мимо стеллажа с книгами, среди которых первые позиции занимали тома полного собрания сочинений классиков марксизма-ленинизма, он вернулся обратно, чтобы стряхнуть пепел в пепельницу, стоявшую на столе. Потом прошелся вдоль цветочных горшков, расположившихся на широком подоконнике. И снова вернулся… При третьем своем возвращении он вдруг решительно вмял папиросу в хрусталь и посмотрел на Корнеева: — У меня как-то премерзко получается, Слава… Может, поможешь домыслить?

— А вы начните, — попросил Ярослав. — А там видно будет.

Поразмыслив, полковник заговорил:

— В нескольких километрах от засады, организованной Червонцем, появляются машины со СМУ. В том, что ты видел именно фары со светомаскировкой, я не сомневаюсь, потому что ты не просто войсковой разведчик. Ты — мой разведчик. И если мой разведчик думает, что на такой машине можно выехать за город за грибами или перепихнуться на природе с любимой, то он заблуждается. Перемещение этих машин находится на таком же жестком учете в НКВД, на каком находятся мои машины. Значит, это был плановый выезд. Но странно, не правда ли, что запланированное НКВД мероприятие происходит в то же время и практически в том же месте, где банда собирается нападать на грузовик с деньгами. Слава, на каком расстоянии в осеннем лесу слышны звуки выстрелов?

— Километров за пять, если лес сбросил листву. На холоде это расстояние увеличивается, но при дожде и ветре уменьшается.

— Ветер в ту ночь был северный, значит, он, наоборот, усиливал слышимость, — констатировал Шелестов. — Но была морось и шуршала листва. Значит, все те же пять километров. Свет фар ты видел менее чем в пяти километрах. В этой связи тебе не кажется странным тот факт, что сотрудники НКВД, проводившие какое-то мероприятие, не отреагировали на перестрелку, которая длилась никак не менее десяти минут. А между тем в сводках по городу напрочь отсутствует информация НКВД о том, что у дороги на Пулково была стрельба.

— И что это может значить? — пробормотал Слава, силясь переварить сказанное начальником.

— Не торопись… Скажи мне, как вел себя в засаде Весников, внедренный НКВД агент. Я имею в виду, вел ли он себя как человек, знающий о том, что в события вмешаются его коллеги?

— Ответ отрицательный! — мгновенно ответил Ярослав. — Он обещал дать мне коридор для отхода и дал его. И вел при этом себя как человек, которому тоже не мешало бы смыться с места событий. Если бы шла речь об его информированности о блокировании засады Червонца его коллегами, разве стал бы он входить в контакт с человеком из военной разведки?

— Играл, добиваясь твоего доверия?

— А зачем ему мое доверие? — воскликнул Слава. — Весников выполнил бы поставленную задачу, сдал бы меня своим, получил бы орден, звание и новую должность. Он сейчас, думается, все равно все это получит, однако он рисковал собой, отпуская меня, ибо точно знал, что НКВД рвет когти, чтобы вынуть меня из-под земли. Он честный человек и входил в контакт с разведкой вынужденно, потому что чувствовал, что Червонец возьмет деньги, раритеты, перебьет всех и уйдет.

— Замечательно! — На лице Шелестова проступил легкий румянец, что свидетельствовало о его удовольствии от достигнутого результата. — Вот ты и доказал мне главное, в чем я сомневался! А теперь наблюдай за ходом моей мысли. НКВД блокирует засаду Червонца, однако не предпринимает никаких мер по ее ликвидации, поняв, что этим делом занято другое ведомство. А какое еще ведомство, окромя военной разведки, может начать игру с грузовиком, набитым готовыми к обмену бабками? И НКВД делает вид, что не заметил боя. Вместе с этим НКВД имеет информацию о предстоящей засаде, но не от Весникова. Ты понимаешь это, Слава? Не от Весникова! Поэтому я спрашиваю тебя, Корнеев, — что происходит?

— Кто-то из бандитов сдал операцию Червонца?.. — неуверенно предположил Ярослав.

— И после этого явился на место сбора и с оружием в руках совершил нападение? Я тебя умоляю! — как говорит наш Ицхак Яковлевич… НКВД имел информацию…

— От Червонца, — озвучил Корсак молнией сверкнувшую у него в голове мысль.

Пройдясь по кабинету, трогая ладонью каждый из стоящих на окне цветков, Шелестов долго молчал, прежде чем прояснить для Корнеева истину. Ее нельзя было бросать ему в пасть, как кость голодной поисковой собаке. Эту истину, чтобы понять ее всю без остатка, следовало и употреблять соответственно — крошечными глотками, смакуя, добираясь до рисунка на дне чаши постепенно.

— Понимаешь, Слава… То, что сейчас происходит в стране на самом высоком уровне, недоступно не только простому обывателю, но даже и тебе, опытному разведчику… Здесь своя разведка, Ярослав. Еще более беспощадная и жесткая, нежели войсковая. Отец народов не вечен… Кто не понимает этого? Только советский народ. Я уверен в том, что, когда умрет Иосиф Виссарионович, миллионы советских людей будут решительно не понимать, что произошло. Образованные люди, самый читающий в мире народ не сможет понять, как могло случиться такое, чтобы Сталин умер. Разве ты не знаешь, что Сталин вечен? — И он посмотрел на Ярослава. — Все знают. И когда он умрет, страна будет находиться в прострации много дней. Знаешь, что такое прострация?

— Состояние, когда человек не осознает происходящего, вследствие чего не отдает отчета своим действиям, равно как и не помнит их.

— Молодец. Курс психологии в академии ты сожрешь в один присест, — усмехнулся полковник и продолжил: — Так вот, для больших людей, которые точно знают, что Сталин — простой человеческий организм, способный переваривать пищу, испражняться, стареть и умирать, факт неминуемой смерти Сталина очевиден, и день, когда он умрет, станет для них решающим. Борьба за власть настолько ощутима уже сейчас, что мне порою страшно ездить в Москву и появляться в Кремле. Как только Иосиф Виссарионович ляжет в домовину и советский народ окажется в прострации, формулировку которой ты дал совершенно точно, несколько человек из Кремля тотчас, не теряя времени, произведут кое-какие движения. Первым их шагом будет устранение всех, кто не склонен к впадению в прострацию. Во-первых, это начальник военной разведки СССР, во-вторых, все его заместители. Это маршалы, имеющие авторитет в войсках, крупные политики. Последние не в счет, поскольку умение в нужный момент оказаться проституткой они впитали с первых дней своего политиканства. Но военная разведка и армия — сила, способная сокрушить любую политику. Не в этом ли мы убедились, пройдя всю Европу и задавив фашизм — политику, кстати, — в Берлине?

— Я пока, признаться, плохо разбираюсь в ходе ваших мыслей, — признался новый начальник физподготовки военной разведки Ленинградского управления.

— А я еще не дошел до главного, — посмотрев на часы, Шелестов буркнул, — да помню я, помню, что нужно твою догадку проверять. Просто я хочу, Слава, чтобы ты смотрел на ситуацию трезвым взором, а не находился в прострации в тот момент, когда нужно будет принимать самое важное решение в своей жизни.