Читать книгу "Любимый жеребенок дома Маниахов - Мастер Чэнь"

— Двое, — признал я. — И сам Хашим один из этих двух.

— Вы уверены, что загнали в ловушку всех? Что кто-то один не болтался все это время в совсем других местах?

— Нет, — признал я. — А что было делать? Бежать к вам, жаловаться, надеяться, что вы мне поверите и повяжете всю их цирковую труппу просто так, без доказательств?

Феоктистос тяжело вздохнул.

— Сейчас я скажу вам, что надо было делать, — угрюмо проговорил он. — Итак, уже несколько месяцев как мы получаем сообщения из Мерва. Абу Муслим везет к себе целые караваны оружия. Его армия как была сто десять тысяч, так и остается. Вроде бы, какое нам дело — одна половина халифата готовится подраться с другой, это же счастье. Но тут выясняется, что он создает свою почтовую службу, свою, а не халифа, на месте барида покойного Марвана — вы об этом не слышали? Лучше молчите… Но не везде создает, а строго по прямой линии от Мерва до того города, где мы с вами сидим. А потом и сам Хашим оказывается в этом городе — здесь. Это что означает?

Я наклонил голову. Слово «война» я уже произнес мысленно в разговоре с Юкуком.

— А тогда, дорогой мой Маниах, возникает вопрос — что они тут, собственно, делают. Смотрят на стены Феодосиуса, считают наших солдат? Но это не такой уж и секрет. Теперь насчет времени. Еще неделю назад время у нас с вами было. А сейчас — ну-ка, что произошло у нас с вами тут вчера? Вчера утром?

— Император вернулся… — начал я и остановился.

Все стало на свои места.

— Феоктистос, там есть один человек, он успел сказать… — выговорил я. — Что эта цирковая компания заканчивает, или закончила, свою работу, готовится уезжать… Что будут важные события. Он сказал это вчера.

Феоктистос снова отвернулся к окну. Каменная скамья, на которую были наброшены какие-то войлочные покрывала, стала мне казаться чересчур твердой.

— Это самое ценное, что я слышал за последние несколько недель, — хрипло, почти как Юкук, проговорил он, наконец. — Ну, и что вы думаете — с этой информацией вы не могли бы меня… да хоть разбудить дома?

— А что бы вы с ней делали? — поинтересовался я.

— То, что сейчас и буду делать. А пока — вопрос. Вы на кого все-таки работаете, Маниах? Я узнавал про ваши торговые дела — услышал много интересного.

Уже вечер, подумал я, рассматривая верхушки деревьев, на которых играл закатный свет. Анна хотела бы попасть домой. Я тоже. И увидеть там живого Юкука, на свободе. И всех прочих.

— Если услышали интересное, Феоктистос, то и сами все понимаете. Я работаю на Самарканд, на свой дом. Торговый, и просто дом. Если что-то произойдет с Константином… Если халифат, пока вы избираете нового императора, вторгнется сюда… Хорасанская половинка халифата, каждая половинка по отдельности, обе вместе, все равно… Если вашей империи не будет, караваны перестанут идти. Арабийя — они же саракинос — еще долго не будут покупать шелк в тех количествах, как вы. А еще есть варварские города к западу от вас, они покупают все больше, но им тогда тоже будет не до шелка. Дальше — если остановятся караваны, тихо умрет другая империя, о которой у вас здесь и знать не знают, империя Чинь, она же Поднебесная империя. Она живет продажей шелка. И, вы удивитесь, я ее очень люблю. А Самарканд, который лежит в самой середине этого торгового пути — он тоже… тихо уснет. Мне нужно, чтобы ваш Константин жил, и как можно дольше.

— Я знаю, мой дорогой Маниах, — тихо сказал Феоктистос. — И это ваше счастье. А то бы… Так вот, я вам расскажу, что бы я сделал уже сегодня утром, если бы вы вчера не поленились прийти и все рассказать. Вы можете многое, чего не могу я. И наоборот, потому что у вас нет сотен солдат, как у меня. Я закрыл бы все катакомбы города, а так — сделаю это сейчас. Нечего всем там шляться и возникать где угодно из-под земли. Я арестовал бы всех в городе, у кого лицо в ожогах, лишних бы потом отпустил с извинениями и парой монет. И сделаю это вот сейчас, вечером. Я дал бы приказ не пускать никаких ксенов на… кстати, если бы вы были Хашимом, где бы вы попытались убить императора?

Вот, наконец, эти слова прозвучали.

— Службы в ваших храмах, — начал я. — Император сейчас будет их посещать, одну за другой. Но там не так просто подобраться к нему. Я бы использовал, извините, лук и стрелы — но лук не спрячешь, особенно в храме, значит… Здесь, во дворце — но здесь охрана… А когда, скажите, будет главное событие?

— Вы, конечно, говорите про бега на ипподроме, — сказал Феоктистос. — Так вот, это будет завтра. Завтра — вы слышите? И давайте так договоримся. Мы повяжем вашего человека с сожженной физиономией этой же ночью. Это легко. Мы не подпустим близко к императору никого, кого бы не знали. Лук и стрелы? Вы правы, это единственное, что подойдет. И мы это тоже учтем.

— А почему бы императору не заболеть, не отдохнуть с дороги? — перебил его я.

— Он заболеет, — уверенно сказал Феоктистос. — Но ипподром… Да, ну, вот что. Если все получится, мы еще поговорим о многом. А если у них это покушение, представим себе, удастся… Да-да, вот просто представим… То уважающая вас кирия Зои уже не будет родственницей императора. А вот я какое-то время сохраню должность. И тогда и вы, и ваш убийца, и ваши друзья и все остальные очень пожалеете, что решили тут веселиться самостоятельно. Сколько, вы говорите, этих негодяев осталось? Двое? Значит, вы угрохали — ого… Но мне-то надо волноваться, даже если уцелеет один. А чтобы император заболел… Ну…

Тут за занавеской послышались шаги, странные звуки — будто кто-то вскакивает на ноги с грохотом — и лицо Феоктистоса исказилось странной гримасой — раздражения? Чуть не боли?

Занавеска откинулась в сторону. Появилось улыбающееся длинное, худое лицо среди множества завитых светлых прядей, лицо молодое, но украшенное множеством мелких морщинок. Сзади виднелись еще какие-то головы и плечи, но вошедший сделал движение рукой, и они исчезли, остались за занавеской.

От императора лошадьми в этот раз не пахло, а только очень тонким, древесным ароматом — сандал, осенний дуб? Еще было очевидно, что он ест чеснок в тех же количествах, что и его соплеменники. Наконец, не оставалось сомнений, что он только что пробудился от дневного сна — доказательство тому следы подушки на щеке и рассеянный, хотя довольный вид.

— Самаркандец, — сказал он мне несколько удивленно, а Феоктистос с недовольством перевел. — Добро пожаловать. И что это вы тут делаете?

— Да вот Феоктистос хочет меня убить за то, что я утаил от него важную информацию, связанную с покушением на вас, кир Константин, — сообщил ему я. Феоктистос, красный и злой, честно перевел это, потому что я получил ответ:

— Если хочет, значит, так надо. Да, но мы в прошлый раз говорили о чем-то важном. Так? О ферганцах. Лучших конях в мире.

Ферганские кони были последним, о чем я в этот момент думал. Но упускать возможность было бы просто смешно.

— Да все очень просто, кир Константин. Мы включаем в наши караваны лучших жеребцов и кобыл. По паре, не больше, а то это будет слишком заметно. Разгружаем караваны под стенами столицы. Отводим лучших коней на особую ферму, тут, недалеко от стен. Управлять ею будут мои люди, нельзя позволять никому вмешиваться — много тонкостей. Через три года вы получаете хороший молодняк, а там — все что хотите. Можете забрать их на армейские пастбища Каппадокии и Фригии. Можно на императорские конюшни в Малагине, около Никеи.