Читать книгу "Кто правит бал - Фридрих Незнанский"

— Все, пошло-поехало. Если завели разговор про максимальную готовность — больше ничего интересного не будет. Что скажешь?

Турецкий пожал плечами, на подобных селекторах он ранее не присутствовал и масштабов объявленного аврала в точности не представлял.

— Ладно, занимайся своим делом, — заключил Реддвей, так и не дождавшись ответа, — если все это не есть лажа, пол-Европы поднимется на уши. — И спустя секунду добавил: — И если лажа, все равно поднимется…

После пресс-конференции в Мюнхене, на которой были обнародованы причины катастрофы грузопассажирского самолета российской авиакомпании «Глобус», Турецкий решил навестить российское торгпредство.

На брифинге выяснилось, что победила точка зрения русских экспертов: причиной катастрофы явилось срабатывание взрывного устройства малой мощности, приведшее к выходу из строя хвостового оперения, действия же экипажа были признаны верными и абсолютно профессиональными. По идее Турецкому следовало бы заняться выяснением того, кто, как и зачем пронес на борт самолета бомбу. Но на этот счет у него уже была версия, которую, к сожалению, нельзя было ни доказать, ни опровергнуть, пока не поймана сладкая парочка соотечественников, предположительно покинувшая самолет минуты за три до взрыва.

И пока немецкая и австрийская полиции занимались их поиском, он хотел «прояснить» Снегиря.

Торгпред Шубин обладал типичной внешностью преуспевающего капиталиста: моложавый, высокий, широкоплечий, в меру накачанный, с широким открытым лицом, ослепительной голливудской улыбкой и крепким рукопожатием.

Турецкий мог бы поклясться, что его приходу Шубин обрадовался — вел он себя абсолютно непринужденно, все время болтал, шутил, потащил в свой кабинет, усадил в необъятное кресло, предложил выпить, вручил пригласительный билет на какую-то выставку, сам уселся напротив и, уставившись на Турецкого, как на заезжую знаменитость, спросил:

— Как в Москве?

— Слякоть, — осторожно ответил Турецкий, несколько обескураженный таким натиском.

— Замечательно, люблю слякоть, — отозвался Шубин и умолк, ожидая дальнейших подробностей.

— Темные улицы, проституция, наркомания, рэкет, разоренные гнезда любви.

— Здорово! — восхищенно воскликнул Шубин. — А хотите партию в гольф?

— Что, прямо сейчас?

— А зачем откладывать?

— Хотелось бы для начала прояснить пару вопросов.

— Хоть дюжину, но это можно делать и на лужайке. Вы знаете, что девяносто процентов всех торговых сделок заключаются за уютным столиком в ресторане или на партии в гольф или сквош. Кстати, может, вы сквош предпочитаете? Устроим. Причем прямо здесь, не выходя из здания.

— Меня не интересуют торговые сделки. — Турецкий с трудом сдерживал коммивояжерский напор собеседника.

— Я весь — внимание, — нехотя успокоился Шубин.

— Меня интересует Снегирь, — стараясь завернуть беседу в официальное русло, сказал Турецкий.

— Пригласить?

— Попозже, расскажите, чем он вообще занимается.

— Работает.

— И давно?

— Не очень.

— А до того кто работал на его месте?

— Снегирь.

— Ага. Тоже Снегирь. Но… другой? — Турецкий предположил, что со стороны их диалог выглядит форменным абсурдом.

— Очевидно, однофамилец.

— А что-нибудь поконкретнее о круге ого обязанностей?

— Не вникал.

— То есть?

— Он исполняет конкретные распоряжения из кабмина и к моей епархии не относится. А вообще поговорите с ним лично.

Шубин пружинистым шагом спортсмена покинул кабинет и через две минуты вернулся с хмурым худощавым субъектом, который Турецкому с первого взгляда не понравился, хотя членораздельно объяснить почему он бы, наверное, не смог. Возможно, потому, что в отличие от Шубина Снегирь его визиту совсем не обрадовался.

— Жду вас в машине. О клюшках я уже позаботился, — сообщил торгпред и удалился, что-то насвистывая.

Снегирь присел к столу и вопросительно уставился на Турецкого.

— Мы, кажется, почти знакомы, — начал «важняк», — но по телефону вы мне так и не назвали своего имени-отчества…

Снегирь молчал и вяло скользил по стенам кабинета рассеянным взглядом из-под сросшихся над переносицей темных бровей. Он явно не был взволнован, его не застали врасплох и не поймали на горячем. Никаких эмоций на лице, никаких лишних движений.

— Так как мне вас называть? — вынужден был продолжить Турецкий.

— Снегирь. — Голос был несомненно тот же, что и по телефону.

Турецкий вздохнул: поразительная способность снегирей размножаться его уже утомляла. И он с ужасом ждал, что этот может оказаться не вторым, а третьим, если по телефону с ним разговаривал второй.

— Хорошо. Давайте без предисловий. У Генеральной прокуратуры России и у меня лично возник к вам один скромный, но закономерный вопрос: каким образом на вашем счете в Дойчебанке оказались двадцать три миллиона долларов?

Снегирь отвечать не торопился, он медленно забросил ногу на ногу, откинулся в кресле и только потом, сфокусировавшись на Турецком, негромко, вежливо и даже как бы извиняясь сообщил:

— Я не уполномочен отвечать на какие-либо вопросы, касающиеся данного счета.

— Но счет открыт на ваше имя? — продолжал наседать Турецкий.

— Да.

— Или на имя того Снегиря, который — Невзоров?

Снегирь молчал.

— Может, просто после его смерти вы унаследовали родовое имя, должность и счет в банке? Я занимался расследованием его убийства и не встречал никакого завещания. Объясните мне, как получилось, что вы заняли его место?

— Повторяю, я не уполномочен отвечать на ваши вопросы.

— А кто делегирует ваши полномочия?

— Непосредственное начальство.

— Где? В кабмине, внешторге, ФСБ? Назовите мне фамилии и конкретные должности.

Снегирь молчал, но не как партизан — ожесточенно и с вызовом, он молчал снисходительно, и это бесило больше всего. «За кого он меня принимает, — мысленно возмущался Турецкий, — за шавку подзаборную? Полает-полает, хвост подожмет — и деру?! Не на того нарвался».

— У меня есть все основания для вашего задержания и подробного выяснения вашей финансовой и прочей деятельности. Вы мне сейчас же подробно все излагаете, или я испрашиваю у генерального прокурора санкцию на ваш арест. — Турецкий поставил ультиматум, ожидая, произведет ли он желаемый эффект.

Желаемого — не произвел. Снегирь не испугался и даже не проникся всей серьезностью угрозы. Или он невинен как младенец, или за ним стоит целая армия больших людей с волосатыми руками. Но какой-то эффект все же был достигнут — Снегирь, видимо, решил прекратить хотя бы на время этот разговор и после девяностотрехсекундной паузы (Турецкий специально следил по часам) выдал: