Читать книгу "Апокалипсис 1920 - Артем Рудик"

class="p1">– Может быть и ничего общего. Но, знаешь, не смотря на разные взгляды, я всё же думаю, что мы дышим с тобой одним воздухом. И знаешь что? Если ты считаешь, что я недостаточно рискую... Хорошо, в следующую атаку я пойду с вами. И плевать что скажет генштаб! В конце концов, я и сам русский солдат.

Я легонько оттолкнул его с пути и пошёл к выходу из блиндажа, больше не в силах слушать волка. Гнев во мне остыл, в осознании того, что я зря стремился отомстить Морозову, ведь когда-то уже успел насолить ему и дальнейшее насилие лишь приведёт к снежному кому боли и злобы. Но презрение к позиции и делам этого зверя у меня остались. Терпеть я их не намеревался дольше того, что дозволяют приличия. Тем более, что убивать его я больше и не хочу, а значит, что и могу в любой момент дезертировать с этой бессмысленной войны. Но на самом пороге, офицер остановил меня:

– Слушай! Я знаю, что ты мне не доверяешь и у тебя наверняка есть для этого причины. Но, чёрт возьми, мы не можем терять дух боевого братства! Если хочешь, мы можем побрататься, перед следующим боем. Как славяне во все времена делали. Просто, чтобы ты больше мне доверял, как командиру.

– Мне твоё доверие ненужно. Как и тебе моё. В следующей атаке я своё дело сделаю. А ты сделаешь своё, если тебе честь позволит.

– Моя честь указывает мне родниться со своими сослуживцами и не оставлять их в таком состоянии.

– Знаешь, что, офицер? Хочешь с кем-то побрататься? Побратайся со своим мёртвым батюшкой. А мне ты братом точно никогда не будешь. Разговор окончен.

На следующий день мы пошли в атаку. Задачей нашего подразделения была попытка обойти противника, пользуясь мобильностью наших лошадей и ударить прямиком по артиллерийскому штабу, чтобы упростить продвижение пехоты. Морозов, как и следовало ожидать, наврал и лично опять не присутствовал в этом рискованном манёвре, в обход немецких укреплений.

Собственно, я знал это, когда он пришёл ко мне с той трогательной историей. От него и не ожидалось иного. Однако, почему же я всё-таки его пощадил, в тот же вечер намереваясь перешибить ему голову? Возможно, я и правда почувствовал определённую долю достигнутой справедливости в своих прошлых делах. В мести больше и правда не было смысла. В конце концов, если провести длинную логическую цепочку, то в смерти своих товарищей оказался виновен я сам. И с этим ничего нельзя сделать.

Как ничего нельзя сделать с моим участием в очередной бессмысленной атаке на позиции бошей. Она скорее всего ничего не даст ни нам, ни штабу, ни стране. А уже через неделю будет обратно отбита немчурой, сведя полезность действия к нулю. За что мы воюем? Кого мы защищаем? А самый главный вопрос: Кто мы сами?

Всё это отступает в бою. Ты перестаёшь и вовсе думать о чём-то кроме происходящего, настолько вливаясь в процесс, насколько это только возможно.

Я летел первым, подгоняя коня, что есть силы. Пули летели над моей головой, ничуть не стараясь задеть мою черепушку. Что, на самом деле меня даже немного расстраивало, ибо слабо вооружённый штабной персонал даже не мог ранить меня или убить, чтобы я мог со спокойной душой хоть в каком-то состоянии покинуть эту идиотскую всеевропейскую авантюру.

От злости, я стрелял из винчестера в ответ. Каждая пуля находила свою цель. Перебив пятерых относительно вооружённых солдат из охраны, я направил коня прямо к палаткам, обнажая свою шашку. Немецкие офицеры в панике стали разбегаться, но, перемахнув через мешки с песком я быстро настиг их лезвием сабли. Рубя направо и налево, я даже не сразу заметил, внезапно возникшего перед лошадью немецкого солдатика с винтовкой. Он всадил пулю чётко в голову моего коня, от чего тот завалился вперёд, и я вылетел из седла.

Однако, мне удалось довольно ловко приземлиться, влетев прямо в обидчика моего главного боевого товарища. После небольшой борьбы, я забил его эфесом по виску. Встав, я обнаружил себя стоящим посреди множества трупов. Другие кавалеристы из моего подразделения стояли у укреплений штаба и с удивлением смотрели на то, как ловко я справился с задачей. Что ж, по крайней мере оправдываю своё прозвище "Могильщик", которое, впрочем было дано мне в честь довольно крупного орла, а не потому, из-за чего многие думали.

Я махнул товарищам рукой, давая знак того, что я сам разберусь в этой зоне и они могут скакать дальше, выполняя задачу. Впрочем, разбираться мне надо было не то, чтобы со многим. Оставалось только проверить внутренности палатки. И, войдя в первую, я тут же заметил немецкого юнца, который начал что-то быстро-быстро лепетать на немецком. И, судя по тому, что тут он был один, остальные в штабе выбежали в момент, когда я выскочил на их лагерь. И теперь, видимо, лежали порубленные там, снаружи.

Я подошёл к парнишке, который продолжал что-то восклицать с пола, и сел перед ним на корточки:

– Слушай, Ганс, Фриц или как там тебя. Ты не боись. Знаю, что ты меня не понимаешь, но вреда я тебе не причиню. Сегодня твой счастливый день. Может, даже награду дадут, за то, что Могильщика ранил. – я достал из-за пазухи недавно затрофейенный люгер и показал юнцу, – Вот, бош, заберёшь, как только я сделаю так...

С этими словами я выстрелил себе в ногу. Почему-то мне было совсем не больно, однако я всё равно рухнул на раненную конечность, истекая кровью. Затем, одним движением, я разрядил магазин люгера. И кинул "безопасный" пистолет парнишке. Тот схватил подарок и побежал прочь, продолжая что-то лепетать на своём.

Что ж, теперь я раненный орёл. И мёртвый койот.

---

Лучами был пронизан небосвод,

Божественно-холодными лучами,

Не зная тленья, он летел вперед,

Смотрел на звезды мертвыми очами.

Не раз в бездонность рушились миры,

Не раз труба архангела трубила,

Но не была