Читать книгу "Обелиск на меридиане - Владимир Миронович Понизовский"

сторонами — и Чан Кайши, и маршалом Чжан Сюэляном. Кроме того, Япония не намерена поступиться своими давними связями с дружественными ей и влиятельными силами на континенте.

— В то же время мы не можем не принимать соответствующих мер для защиты законных прав и интересов Японии, а также жизни и имущества японских граждан, проживающих в вашей стране, чтобы не поставить их перед необходимостью эвакуироваться и бросить на произвол имущество, заработанное долголетними трудами. — Барон отглотнул чай из фарфоровой полупрозрачной чашечки. — Япония не может также допустить распространение внутренней неурядицы на Маньчжурию и Внутреннюю Монголию, так как эти области — специальная зона наших интересов, и в ней при любых ситуациях должны быть сохранены мир и спокойствие.

Чан Кайши улыбнулся. Адресованная барону, эта улыбка должна была означать, что он вполне разделяет его мнение. Но вызвана она была самодовольным сознанием того, что он перехитрил премьера: выведал у него немало из сверхсекретного меморандума. Недавно Чан получил от своей заграничной агентуры сведения о том, что барон представил Тронному совету меморандум с планами долгосрочной внешней политики правительства. И что Китай в этих планах якобы на первом месте. Меморандум хранился за семью печатями. Тайная тайных. Но теперь Танака невольно подтвердил: Маньчжурия и Внутренняя Монголия — вот о чем он печется более всего. Что ж, ему следует учесть…

— Счастлив, что наши взгляды на проблему совпадают. Разногласия внутри Китая не должны затрагивать интересы дружественных держав, и в первую очередь нашей соседки, Страны восходящего солнца. Нет ничего, о чем бы мы не смогли договориться и с маршалом Чжан Сюэляном, И ему я готов был бы предложить вместо войны дружбу. Но…

Он сделал паузу. Разговор в чайном домике ни к чему его не обязывал. И все же надо быть осторожным.

Танака опередил его:

— За последние десятилетия в Китае не было силы, которая объединяла бы почти всю страну, от самого Юга до Хуанхэ. Ныне такая сила есть: это ваша армия и ваше правительство, генерал.

Чан снова улыбнулся со скрытым самодовольным чувством: опытный политик, премьер Японии готов признать именно его главой всего государства. Значит, он может открыть свою карту:

— Да, под властью моей армии — девять провинций Китая, а у Чжан Сюэляна — лишь три. — Танака сделал недовольное движение. — Нет, я не претендую ни на Маньчжурию, ни на Внутреннюю Монголию. Но в нынешнем Китае не должно быть двух противоборствующих правительств. Поэтому было бы целесообразно, чтобы Чжан Сюэлян и за Великой стеной поднял бы флаг гоминьдана. Заверяю вас, барон, что интересы Японии не пострадают.

Премьер-министр оценивающе поглядел на гостя:

— Что ж, об этом можно подумать. Во всяком случае, мы могли бы порекомендовать это молодому маршалу. Если такое единение будет способствовать вашей общей борьбе против коммунистов и прочих левых. Мы жизненно заинтересованы в упрочении мира в Китае и на всем Дальнем Востоке.

— В таком случае вы вместо одного обретаете двух самых верных друзей, — с благодарностью в голосе проговорил Чан. И, решив, что за этим столиком неофициальных переговоров сможет добиться и большего, продолжил: — Хочу заверить, что новый Китай будет готов сотрудничать с империей, зная ее долгосрочные планы на Дальнем Востоке и во всей Азии. Я искрение убежден, что интересы наших дружественных держав совпадут.

То ли барон понял намек, то ли решил еще более расположить к себе гостя, продемонстрировав полное к нему доверие, но он сказал:

— Думая о политике Японии в будущем, я прихожу к уверенности, что в программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость снова скрестить мечи с Россией.

Закончив фразу, Танака испытующе посмотрел на Чана. Тот выдержал его взгляд.

— Весь мир со времени вашего доблестного участия в боях с коммунистами в Сибири знает и ценит вас как сторонника твердой политики по отношению к Советской России.

Слова гостя барон мог оценить как одобрение и согласие.

— Эту вашу оценку мы постараемся проверить в недалеком будущем.

И, в последний раз поощрительно улыбнувшись, он дернул широкую ленту звонка, призывая слуг для смены блюд.

— Что же до люмбаго, которая привела вас на наш остров… — он привычным жестом больного-хроника помассировал поясницу, — то я сам намерен в ближайшие дни принять курс ванн. Приглашаю разделить эту приятную процедуру со мной.

— Сердечно благодарю, Гиити-сан!..

Итак, путь к прямому соглашению с Чжан Сюэляном открыт. Но что означает фраза: «проверим в недалеком будущем?..»

Глава двенадцатая

Исподволь военморовские дни становились спокойнее. Не то чтобы меньше забот и легче служба, но уже без сумятицы в голове: «Куда? Зачем?», а в налаженном ритме: горн подъема — и все по строгому, привычному распорядку. На строевой уже не путал «лево-право», на турнике, приловчившись, выжимался до пояса — силушка-то есть!.. В классах тоже стало понятнее и интереснее.

В одной комнате были установлены шарообразные и продолговатые железяки.

— Мина «Рыбка», вес восемь пудов, — пояснил инструктор. — Предназначена для небольших речных судов. А это — морская якорная мина, вес сорок два пуда, внутри взрывчатое вещество. Такая штука пустит на дно любой крейсер.

Алексей отступил подальше от торчащих в стороны рогов.

В классе, увешанном разноцветными листами, они учили военно-морские флаги. Оказывается, вон сколько их: флаг Председателя Реввоенсовета СССР, флаг начальника Морских Сил, старшего и младшего флагманов, флаг командира военного порта, гюйсы и вымпелы боевых кораблей… И у каждого свое назначение. Общий Военно-морской флаг: красное полотнище с белым кругом посредине и расходящимися от него восемью лучами, в центре круга — звезда с серпом и молотом. И это не просто полотнища с узорами — символы воинской чести, святыни, жалованные для почета, и защищать их надлежит пуще собственной жизни!..

Учились вязать узлы. Уж это-то, казалось, дело нехитрое: мерина засупонивал, ножи к боронам крепил — ан нет, целая наука: «рифовый», «шкотовый», «рыбацкий штык», «выбленочный», «прямой», да не бечева или веревка, а неподатливый толстый канат или трос, и они-то все разные: пеньковый, манильский, сизальский… Алексей старательно выкладывал затейливые узоры из упрямых «концов».

— Бабий узел, — легко разрушал его сооружение инструктор. — Повторить!

После строевой, практических занятий — дудка:

— Всем свободным от нарядов — в ленинскую комнату!

Слушай, казалось, и все дела. Но политзанятия давались Арефьеву особенно трудно. Феодализм, капитализм, прибавочная стоимость, социализм — не укладывалось в голове. Не было в этих лекциях того практического, что можно сравнить с собственным жизненным опытом. Он поглядывал на других парней. Как орехи щелкают. Отвечают на любой вопрос. Алексей старался, чтобы его не вызывали, втягивал голову в плечи, прятался за спины.

— Арефьев! Объясни нам, что такое земельная рента. — Молчал как пень,