Читать книгу "Шляпники - Тамзин Мерчант"

На глазах у сотни людей Гусь повернулся к Корделии и поклонился.

Корделия расплылась в улыбке и поклонилась в ответ. Потом Шляпник и Башмачник взялись за руки и пустились в весьма экстравагантный пляс. Очевидно, их бывшей гувернантке не удалось научить их двигаться с достоинством. Они скорее резвились, чем танцевали. Сэм ликующе вскрикнула, увидев, как они скачут мимо.

– Почему к нам никто не присоединяется? – пропыхтел Гусь.

– Когда вы долго пробыли смертельными врагами, наверное, довольно сложно просто начать танцевать вместе, – предположила Корделия, кружа Гуся.

Держа крутящегося вокруг своей оси Гуся за руку, она заметила, что миссис Башмачник сердито смотрит на них.

– У твоей матери такое лицо, что она могла бы огонь заморозить! – Корделия содрогнулась.

Гусь кинул взгляд на мать, запнулся о собственную ногу и резко остановился. Миссис Башмачник взирала на него сверху вниз, напоминая айсберг, собирающийся потопить корабль.

– Лукас Башмачник, а ну иди сюда, – прорычала она.

Гусь уставился на свои ноги – они примёрзли к полу, хотя пару мгновений назад танцевали польку.

Миссис Башмачник скривила губы.

– Лукас! – рявкнула она. – Сюда! Сейчас же!

Музыканты прекратили играть на скрипках, вытаращившись на миссис Башмачник; их смычки зависли в воздухе. Гусь по-прежнему стоял, словно примёрзнув к месту, уставившись на свои начищенные башмаки. Повисла угрожающая тишина.

Корделия перевела взгляд с Гуся на его мать. Ей казалось, она слышит, как воздух между ними шипит, накаляясь.

А потом, являя маленький жест неповиновения, Гусь начал постукивать ногой. Он поднял подбородок и махнул музыкантам. Те снова схватились за свои инструменты и начали играть быструю джигу.

И Гусь начал плясать уже всем телом.

Он завертелся и схватил Корделию за руку, дико кружа её. Музыка становилась всё неистовей, а танец всё ускорялся и ускорялся, пока всё, кроме лица Гуся, не превратилось в сплошное мельтешение.

– У тебя разве не жуткие неприятности? – выдохнула Корделия, пока они отплясывали джигу.

– Просто танцуй! – скривился Гусь, прыгая вверх-вниз в такт музыке и хлопая в ладоши.

В глазах у него сквозила лёгкая паника, а на лбу блестел пот, но всё же он улыбался.

– Я горжусь, что я твой друг, Корделия Шляпник.

Глава 44

Несколькими часами позднее Корделия лежала в постели, укрывшись отцовским сюртуком с золотыми пуговицами и глядя в темноту широко распахнутыми глазами. Ночь ещё никогда не казалась ей такой огромной, а она сама ещё никогда не казалась себе такой крошечной.

После всех радостных событий нескольких прошедших дней Корделия наконец осталась одна. И в конце концов ей пришлось признать одну простую вещь.

– Тебя больше нет, отец, – прошептала она. – Ты никогда не вернёшься домой. Мы спасли всех, но… тебя я спасти не смогла.

Этажом ниже, в комнате, некогда принадлежавшей Просперо, Сэм Ловкохват тихонько посапывала в подушку. После двух ночей, проведённых Сэм под кроватью, Корделии наконец удалось убедить её переночевать в кровати. И теперь она сладко спала.

Но Корделия уснуть не могла.

Она осторожно откинула сюртук, прокралась к окну, подняла раму и выглянула на улицу. Лондон дремал. В небе висела полная луна, заливая серебром крыши и шпили города.

«Звёзды могут привести тебя куда угодно, если уметь их читать, – вспомнила Корделия слова отца. – Они могут увести тебя в великое путешествие, а могут показать дорогу домой».

Корделия поискала на небе Полярную звезду, всегда показывающую север. «Это звезда, на которую указывает компас». Несколько глухих ударов сердца она никак не могла отыскать её среди россыпи крошечных огоньков.

Потом она увидела её – Полярную звезду.

Та дружелюбно мигнула.

Корделия прищурилась. На небе виднелось что-то ещё, что заставляло звёзды вокруг вспыхивать и мерцать.

Оно всё приближалось, летя прямо на неё, снижаясь к крышам, огибая трубы.

Корделия схватила отцовский телескоп и навела его на небо.

Это была птица, и крылья её сияли в лунном свете. И, когда она спикировала вниз над поблёскивающей крышей оранжереи, Корделия узнала её.

– АГАТА!

Крапчатая Поисковая Голубка нежно заворковала, опускаясь на протянутую ладонь Корделии.

– Я думала, ты уже никогда не вернёшься! – прошептала Корделия.

Она чувствовала, как трепещет птичье сердце – так же быстро, как её собственное. Агата взволнованно запрыгала на её руке, издавая странное дребезжание. Корделия осторожно приподняла птицу, чтобы дотянуться до бутылочки с посланием.

Записки внутри не оказалось.

Однако там нашлось нечто куда важнее: ракушка с портретом матери Корделии.

В последний раз Корделия видела её на шее у отца, когда тот наклонился поцеловать её на прощание, отправляясь в новое плавание…

А теперь ракушка лежала на её ладони.

«Помни, из чего ты сотворена, крошка Шляпник».

Корделия застегнула цепочку вокруг собственной шеи, и ракушка улеглась прямо над её сердцем. Ощущая её кожей, Корделия почувствовала себя отважнее.

– Ты знаешь, что это значит, Агата, – прошептала Корделия, вглядываясь в бескрайнее ночное небо, полное возможностей. – Мой отец жив где-то там.

Агата ободряюще заворковала. Она перепорхнула на прикроватный столик и мигнула блестящим глазом, глядя на клочок бумаги, лежащий там. Это был тот листок, что скрывался в телескопе Просперо.

– Он пуст, – вздохнула Корделия. – Чернила смыло море.

Но Агата снова заворковала.

Чернила.

Корделию словно молнией ударило: она вспомнила, что как-то раз сказал ей отец:

«Это особые чернила! Одни невидимые, но делаются видимыми, если их нагреть над пламенем свечи. Другие можно увидеть лишь при свете звёзд. Третьи проявляются только по вторникам. Всеми ими очень хорошо писать тайные послания».

Она схватила бумагу и подержала её над свечой – но листок оставался пуст.

– Что у нас сегодня, Агата? Вторник! – Она перевела взгляд на листок. Ничего. – Остался только один способ!

Корделия выбежала из комнаты, Агата взволнованно трепыхала крыльями, кружа вокруг её головы. Вдвоём они взобрались по расшатанной лестнице и вывалились на крышу.

Мир был омыт звёздным светом.

С колотящимся сердцем Корделия развернула пустой листок и подержала его под мягким сиянием звёзд, а Агата уселась ей на плечо.