Читать книгу "Целитель. Двойная игра - Валерий Большаков"

– Это нельзя, – забубнил он, – рабби будет ругаться…

– Не будет, – мягко сказал Бруно.

Гамлиэль оплыл, как надувная игрушка, из которой выпустили воздух.

– «Миха» учится в школе… – забормотал он. – В двенадцатой… В девятом классе… Миха – это неправильно, его Миша зовут… Миша Гарин…

– Ну вот, – ласково проворковал Хинкис, – а ты боялся!

С отчётливым удовольствием Бруно понял, что его миссия близка к завершению. Вздохнув, он поглядел на Хаима, распустившего губастый рот, и поморщился.

Он не любил убивать, но ещё больше ему портили настроение свидетели. Лукич – он свой, а вот врага оставлять в живых…

– Где твоё ружье, Хаим?

– М-м… – замычал «сыночек». – В-в… сейфе.

– Доставай.

Двигаясь как во сне, Гамлиэль вынул из лязгнувшего стального ящика двустволку с изрядно потёртым прикладом.

– Заряжай. Можно волчьей дробью.

Хаим заломил ружье и вставил патрон.

– Садись. Устраивайся поудобнее. Ствол засунь себе в рот. Вот так, молодец… – Отдавая приказы монотонным голосом, Хинкис заткнул уши. – Нажимай курок.

Грохнул выстрел, вынося Гамлиэлю затылочную кость, забрызгивая крашеную фанеру кровью. Могучее, натренированное тело бойца спецотряда «Кидон» вздрогнуло и опало. Дымящееся ружье соскользнуло на пол.

Бруно погасил свет и вышел, аккуратно прикрыв за собою дверь.

Четверг, 11 сентября 1975 года, утро

Первомайск, улица Чкалова

Вчера зарядил нудный дождик, и нас уже не вывозили в поле. Сразу после обеда мы дружно разобрали палатки, погрузили школьное имущество на грузовик, а рабсила набилась в «пазик» – и пела всю дорогу.

Дома я доказывал маме, что не исхудал вовсе, а даже поправился на колхозных харчах, но она всё равно закормила меня. Я охотно изображал послушание – заряд позитива в мамульке не иссякал, и видеть, как блестят её глаза, как яркие от природы губы то и дело складываются в радостную улыбку, было приятно до счастливого нутряного сжима.

С вечера я нагладился и высыпал из сумки-портфеля содержимое – пора класть учебники, отмеченные десяткой.

– Совсем памяти нет! – пробормотал, обнаруживая в недрах сумки забытую «анкету» – общую тетрадь на девяносто шесть листов с вырезками из журналов, заклеивших всю обложку. Инна передала мне свой «откровенник» ещё на последнем звонке.

О «анкета»! О прародительница соцсетей!

Мальчишки не заводили «анкет», считая их чисто девчачьей забавой, но охотно отвечали на вопросы – отличный повод «лайкнуть» одноклассницу. А вдруг она сама тебя «зафрендит»?

Страсти порой разгорались шекспировские. Девушке вдруг открывалось, что её лучшая подруга, коза такая, назвала любимым того же парня, что и она. А объект их взаимного обожания, оказывается, питает нежные чувства и вовсе к какой-то замухрышке из параллельного… Ну и кто он после этого?

Я уселся за стол и вооружился ручкой. «Анкета» – дело серьёзное. Девушки всем конклавом примутся тщательно, изощрённо, въедливо анализировать ответы, так что промахи недопустимы. А то и «забанить» могут…

На первой странице, изрисованной дефицитными фломастерами, распускались пышные сиреневые, розовые и фиолетовые цветы. Между лепестками порхали бабочки с открыток, а на свободное место Инна вписала правила:

Анкета не тетрадь,

Листы не вырывать,

А прошу ещё о том —

Не писать карандашом!

Пишите, милые подруги,

Пишите, милые друзья,

Пишите всё, что вы хотите,

Вот только глупости нельзя!

– Не буду, – пообещал я и перевернул страницу.

Лист с содержанием заполнили почти все из класса. Последним числился Володька Лушин, комсорг школы. По слухам, он поступил-таки в МГИМО.

Я аккуратно вписал свои имя и фамилию, год рождения, плюс – номер страницы с моими ответами. Любопытствуя, пролистал «анкету». Тетрадь сама раскрылась на «секретике» – листе, согнутом в треугольник. Надпись на нём гляделась суровым грифом – «Секрет. Не открывать!».

Улыбаясь, я развернул листок с красочным изображением толстой чушки. Тут же вился красивый Инкин почерк: «Ну какая ж ты свинья! Ведь написано – нельзя!»

Пролистав ответы, слова песен, «гадалки», я нащупал ещё один «секретик» – на этот раз лист складывался в узкую полоску. «Хочешь увидеть слона?»

– Хочу! – хихикнул я.

Разложив лист наполовину, обнаружил лукавый совет: «Иди дальше». Иду. И что у нас на развороте? «Пока ты шёл, слона съели волки, остались от слона попа да иголки!»

– Прелесть! – восхитился я, улыбаясь, как дед – проказам внучек. – Пишем. «Есть ли у тебя брат или сестра?» – Есть. «Твой любимый праздник?» – Новый год. «Твоё любимое блюдо?» – Хм… Ладно, обойдёмся без изысков… Жареная карто-ошка… Так… «Твоя любимая группа?» – Ну тут я не оригинален… «АББА».

А вот и настоящий секретик… Среди невинных вопросов о любимом певце, цвете, имени и прочем, и прочем, и прочем затесался главный: «Твоя любимая девушка (подруга)?»

Коварно улыбнувшись, я написал: «Инна (Рита)».

Ага, философия пошла! «Что такое любовь?»

Я задумался. Так уж выходит, что на простейшие с виду вопросы трудно найти ответы. Вот как сформулировать чёткую дефиницию слова «душа»? Все знают, что это такое, а дать определение не получается.

Мудрить не стал, написал, как понимаю: «Когда незнакомая девушка становится для тебя единственной, родной и близкой; когда ты хочешь быть с нею одной; когда ты скучаешь без неё, тревожишься за неё, а забота о ней наполняет твою жизнь смыслом – это любовь».

«Какой должна быть дружба?» – вопрос записан зелёной пастой. Я начеркал чёрной: «Дружба бывает лишь между равными. Если сильный дружит со слабым – это покровительство».

«Зачем люди целуются?» Пишу: «Чтобы получить и доставить удовольствие, выразив при этом свою радость, благодарность или нежность». Как-то назидательно вышло… Но верно же…

…Полчаса я провозился точно. Дописав последний ответ, снова пролистал тетрадь, и она открылась на странице с двумя наклеенными фотографиями – цветным снимком «Поляроида», запечатлевшим смеющегося Инкиного отца в компании пингвинов Адели, и чёрно-белым фото, на котором был изображён я в целинке у костра.

Слабо улыбаясь, подумал, что не стану выяснять, кто у меня спёр фотку для «откровенника», – и бережно сунул тетрадь в сумку.

⁂

То и дело ловлю себя на мысли, что реже стал обдумывать настоящее, переживать и тревожиться за будущее. Эти стариковские привычки отмирали во мне, как ненужные рудименты, уступая юной живости и страстному желанию всё изведать, всё успеть, ощутить и прочувствовать!