Читать книгу "Стакан молока, пожалуйста - Хербьерг Вассму"

— Не всем можно управлять, — сказал он, издав звук, похожий на смешок, и положил ее руку на свой член. Тот стал как будто толще, но все–таки оставался вялым. Кожа на нем была нежная, как кожа на руках соседского младенца. — Прости! — сказал он, прижимаясь к ней. Наверное, Ивар бы не расстроился, если бы она сейчас ушла. Но почему–то ей этого не хотелось. Потом он неловко погладил ее спину и ягодицы. — Хочешь пить?

— Да, пожалуйста! — ответила она, уткнувшись в его грудь. Это было все равно что разговаривать с меховой шкурой. Когда он встал и зажег свет у кровати, она натянула на себя одеяло. Он открыл окно, и соленый воздух ворвался в комнату, совсем как в прошлый раз.

Телевизор уже приглушили. Тишина была почти полной. Повернувшись к ней спиной, он надел трусы. Глубокая расселина и волосы над поясницей являли собой странный ландшафт, который мгновенно изменился, как только Ивар встал. Некоторое время он повозился возле маленького холодильника, наливая в темноте в стаканы апельсиновый сок и пиво. Не глядя на нее, он, словно слуга, протянул ей стакан.

— Видно, сегодня не мой день, — сказал он ей голосом человека, не выполнившего обещания.

Она не знала, что на это ответить. Деньги уже лежали у нее в сумке. Кто–то прошел по коридору мимо их номера. Смех, звон бокалов. Потом наступила полная тишина, словно даже стены запрещали им дышать. Она выпила немного сока и потянулась за своей одеждой.

— Ты должна идти?

— Да…

— С тобой приятно разговаривать.

— Я плохо говорить норвежский, — с удивлением сказала она.

— Вовсе нет, — запротестовал он и взял ее руку.

— Но ты можешь говорить с человеком, ты знаешь? Правда?

— С кем?

— Человек, который не надо меня видеть.

Он покачал головой и умоляюще посмотрел на нее. Словно пытался заставить ее понять то, чего он был не в силах выразить словами.

— Я вообще мало разговариваю… почти ни с кем, — сказал он и снова схватил свой стакан с пивом.

— Жена? — Это слово вырвалось у Дорте, хотя Лара предупреждала ее, что это запретная тема. Но это слово было на кассетах.

Он покачал головой и допил пиво.

— Нашла другого, — со странным смешком сказал он.

Дорте промолчала, хотя все слова ей были понятны. Потом ей стало ясно, что он ждет, чтобы она что–нибудь сказала. Ей захотелось рассказать ему о Николае, который уехал из дома, чтобы выучиться на кондитера.

— Дети? — спросила она.

— Нет, к счастью! — воскликнул он так горячо, что Дорте подумала, что, наверное, все обстоит как раз наоборот.

Она посидела, ощущая пустоту, возникшую между ними, потом сказала:

— Надо ходить.

Тогда он отставил стакан и обхватил ее обеими руками. В его жесте не было угрозы, но он был неожиданным. Передумав, он опять захотел овладеть ею.

— Погладь меня! — попросил он шепотом. — Пожалуйста, погладь меня!

Сперва ей показалось, что он просит подрочить его, как иногда хотели другие. Но он положил ее руки себе на шею. Она раскрыла ладони. Прижала к его спине и стала гладить наугад. Он сразу обмяк рядом с ней. Глубоко вздохнул и крепче прижал ее к себе. Ей не было ни больно, ни противно. Но Дорте к такому не привыкла. Она продолжала гладить его, они даже перевернулись в кровати. Гладила и гладила. Низ спины, тот волосатый ландшафт, и выше, гладкую впадинку, где прятался позвоночник, и еще выше — плечи и шею. К счастью, он не был потным, как многие из ее клиентов. Потом он повернулся и лег навзничь на спину, закрыл глаза, а она все гладила его грудь, плечи, руки и шею. Медленно, раскрытыми ладонями. Наконец по его дыханию она поняла, что он спит.

Дорте осторожно встала, взяла свою одежду, сумку и прошла в ванную. Когда она вышла, он стоял у окна уже в брюках. Она надела куртку и пошла к двери. В два прыжка он оказался рядом с ней.

— Ты мне так нравишься! — сказал он и обхватил ее руками.

— Спасибо! Ты мне нравишься! — ответила она.

— Жаль, что ты такая молоденькая. — Он приподнял ее волосы.

— Это ничего.

— Мы еще встретимся? Можно вместе пообедать. Поговорить и, может быть…

— Когда?

— Я еще не знаю, когда приеду в город. Как тебя найти? Телефон?

Она помотала головой. Потом ей что–то пришло в голову. Она схватила блокнот, лежавший на тумбочке, написала «до востребования, Анне Карениной» и название улицы, где было почтовое отделение, из которого она посылала матери деньги.

— Анна Каренина? — Он удивился, словно пытался вспомнить, откуда ему известно это имя.

35

Небо обрушило на город сразу все свои запасы воды. Деревья на склоне сердито вздрагивали под порывами ветра. Все сделалось серым с зеленоватым отблеском, как будто летом. А экран телевизора, напротив, вдруг стал черным. Сколько Дорте ни нажимала на пульт дистанционного управления и на все кнопки, изображения так и не появилось. Телевизор умер!

Ей было жалко тратиться на еду, но приходилось, пока она зарабатывала деньги на билет домой. Она редко чувствовала себя голодной. По утрам ее тошнило, днем она привыкла есть мало и медленно. Но обходиться без молока она не могла.

Несмотря на Ларино утверждение, что «Анна Каренина» приносит несчастье, она достала книгу из чемодана. И пока дождь хлестал по балкону, утешалась русскими буквами, одной украденной картофелиной и тремя ломтиками старого хрустящего хлеба, у которого был вкус бетона. На третий день Анна Каренина бросилась под поезд. Но Дорте устала от книги еще задолго до этого. Она уже не знала, на чьей стороне ее симпатии. Она понимала Вронского, понимала, почему он изменил Анне. Очевидно, он никогда и не любил ее, только хотел любить. В Ларином кресле слова казались более пустыми, чем они были дома. А может быть, она просто никогда не видела взрослых, любящих друг друга, кроме своих родителей.

Ночью она проснулась от того, что ударила отца зеркалом по голове. Это так напугало ее, что она встала и повернула большое зеркало в коридоре лицом к стене. Она не помнила, за что так рассердилась на отца, и не была уверена, что ей хотелось бы это знать. Сон был даже более реальным, чем пробуждение. Она не только рассердилась на отца, но и ударила его, хотя и знала, что он уже умер.

Дорте ходила от балкона до Лариной железной кровати, даже не взглянув на часы, не зная, утро сейчас или вечер. И когда она наконец села, то вспомнила, что уже давно не отмечала крестиком прошедшие дни.

— Ты не пойдешь туда! — сказала мать и спрятала лицо в полотенце.

— Дорогая, ты все понимаешь превратно! Эта девушка — моя соотечественница, и я помогаю ей учить русский, — немного надменно ответил отец.

— Вчера сосед делал намеки. Это так унизительно…