Читать книгу "Пленник богини любви - Елена Арсеньева"

Интересно, что он жаждал отыскать в ее лице? Удовлетворенную жажду мести? Злорадство? Какая глупость!

Она пожала плечами и равнодушно произнесла:

– А что мне до этого? Ты можешь радоваться, ты восторжествовал над своим врагом! А я… что мне до всего этого? Только то, что скоро настанет и мой черед сделаться твоей жертвой.

Почудилось ей или Нараян слегка отпрянул, будто эти слова хлестнули его по лицу? Но голос его звучал по-прежнему спокойно и безучастно:

– Брама создал смерть, чтобы людям не было тесно на земле, и каждый в свой черед должен уступить место другому.

– Вот именно – в свой черед! – горько улыбнулась Варя. – Но почему же эту пору мне определил ты?!

– Не я, – резко качнул головой Нараян. – Не я! Это… служение богине. Это твоя Карма, прекрасная, луноликая Чандра, и ты должна смириться.

– Ты выдумал меня! – с ненавистью выговорила Варя. – Выдумал Чандру, эту богиню! Подобно тому, как апсара Урваши родилась из воображения Брамы, ты создал Чандру своим воображением. Но ты слишком много принял на себя, Нараян. Ты возомнил себя равным небесным богам, если взял на себя смелость определять людям час рождения и час смерти! За это ты будешь наказан – помяни мое слово. Потому что не сгинут бесследно те проклятия, которые я призываю на твою голову, и ненависть моя раздавит тебя – рано или поздно. Я желаю тебе отправиться в ад – и как можно скорее, пусть одни только злобные демоны окружают тебя!

– Никогда в этом мире ненависть не прекращается ненавистью, но отсутствием ненависти прекращается она, – изрек Нараян, и самый звук его размеренного голоса вызвал у Вари такое сильнейшее раздражение, что у нее даже челюсти свело, будто от оскомины. У нее уже с души воротило от этих философских откровений, которые Нараян день за днем обрушивал на ее голову, стремясь внушить ей фаталистическое смирение… нет, блаженное ожидание смерти. Да, была в ее жизни минута, и даже не одна, когда она желала умереть и готова была шагнуть навстречу смерти – но это был ее выбор, ее собственный! По указке же Нараяна – непонятно ради чего – она не хотела умирать, а потому его премудрости представали перед ней в облике занудных назиданий, истины превращались в тусклые банальности, от которых липким потом покрывалось все тело, а к горлу подкатывала тошнота. Право слово, она была уверена, что ее тошнит именно от этих омерзительных нравоучений, а вовсе не потому, что на исходе второй месяц ее беременности. Это плоть от плоти ее протестовала против роковой необходимости смерти, против неизбежности вековечной разлуки с той, которая породит ее на свет.

О господи, Варя увидит свое дитя только раз… а дочка не увидит ее никогда! И не услышит ни слова правды о своей матери, не узнает, кто наделил ее волосами цвета бледного северного золота и глазами серыми, как пасмурное, туманное небо России.

Ослепительная клокочущая синева, слепящее солнце и огромная золотая луна станут ей родными. Она будет знать все о подвигах Индры и хитростях Шивы, о лукавстве прекрасной Лакшми и злодействах дракона Вритры, и ничто не дрогнет в ее душе при словах жар-птица, Иван-царевич, Елена Прекрасная, Змей Горыныч… И если когда-нибудь во сне увидит она бескрайнее поле, золотое от спелой ржи, и крутояр над сизой водой, и диковинное белоствольное дерево с длинными, словно девичьи косы, зелеными ветвями, то не узнает имени неведомой страны, а будет уверена, что привиделась ей сказочная, волшебная Арьяварта, которая существует только в бе-зумных мечтаниях детей Луны, – а ведь она есть, она живет, и дышит, и простирается за горами, за морями, и ждет, и зовет к себе дочерей своих, чтобы приголубить, и утешить, и спеть колыбельную песню метелей…

О господи, никогда! Больше никогда не будет этого…

Эта сказочная Индия, эта страна чудес, о которой некогда так мечтала Варенька, оказалась насквозь лживой. Здесь лживы даже клятвы, даваемые пред священным алтарем. Вот ведь пророчила Кангалимма, что суждено им с Василием умереть в один день, однако прах его давно уже развеяли над землею и водою, а жена его все еще жива – если только можно назвать жизнью это однообразное чередование ненависти, тоски и горя, чьи раскаленные струи сжимают ее душу, испепеляют сердце и терзают разум.

Варя ощущала свое одиночество, как неизлечимую боль, чувствовала себя подобной дереву без ветвей, топором отрубленных. Почему, о почему рядом с великой любовью всегда простирается черная тень неизбежной разлуки?! Неужели до смерти жить Варе лишь ожиданием мести, надеждой, что зло возвратится к свершившему его, как тончайшая пыль, брошенная против ветра?

Она отвернулась от Нараяна и с тоской уставилась в стену, отягощенную самоцветной мозаикой. Эти искрящиеся драгоценными каменьями покои напоминали ей склеп, роскошную гробницу царицы… богини! Ах да, она и забыла! Пока не родится ее дочь, как объяснил Нараян, именно она, Варя, Чандра, здесь богиня: лишенная власти, приговоренная к смерти…

– Ты прав, – вызывающе сказала она, обернувшись к Нараяну, который не сводил с нее глаз и, как всегда, когда Варя взглядывала на него внезапно, не успел затаить выражение тоски и боли, вдруг поднявшееся со дна его темной, непостижимой души. – Ты прав, я рада, что эти злодеи наказаны. Наверное, среди них были и женщины?

– Конечно, у Кали много жриц-женщин, – ответил Нараян, однако это был не тот ответ, которого ожидала Варя, а потому она спросила напрямик:

– Среди них была Тамилла?

Нараян изумился и даже не позаботился скрыть этого, хотя обычно он старался не допускать, чтобы его лицо искажали такие низменные, такие человеческие чувства:

– Тамилла?! Ты знаешь о Тамилле? Откуда же? А, понимаю. Наверное, тебе рассказывал Васишта?

Варя только стиснула кулаки – так, что ногти вонзились в ладонь, от души надеясь, что за время своего заточения хоть немного научилась у Нараяна сохранять непроницаемый вид. Интересно знать, нарочно или бессознательно нанес он ей этот удар? О чем же Василий мог ей рассказать? Что, у них в Индии мужья сообщают женам обо всех забавах, которым предаются с любовницами? Она резко мотнула головой, отгоняя мерзкое видение, и буркнула:

– Никто мне ничего не рассказывал. Тамилла была заточена вместе со мной, нас разделяла только решетка – там, во дворце магараджи.

Нараян даже головой покачал:

– О Индра, дай знак, что я не ослышался! Тамилла – в темнице магараджи?! Быть того не может!

– Ты хочешь сказать, что я лгу? – усмехнулась Варя. – Значит, не все в мире открыто тебе, всевидящий Нараян. Тамилла была в темнице, закованная так, будто она отъявленный убийца, каторжанка, будто она огромный, богатырского сложения мужчина, а не обычная, слабая женщина… вдобавок беременная.

Нараян растерянно хлопнул глазами, а потом вдруг… рассмеялся. Бог ты мой! Он умел смеяться, даже хохотать во весь голос, и это невероятное явление заставило Варю насторожиться.

– Вижу, ты успела с Тамиллой поговорить, – наконец смог вымолвить Нараян. – И она нарассказала тебе каких-нибудь жалобных сказок о себе. О жестоком магарадже, который ее избивает и принуждает отдаваться своим гостям, да? О странных обрядах служения Кали, в которых Тамилла участвовала против своей воли? О, каждое слово, которое слетало с алых уст этой зловещей красавицы, было ложью! Мне кажется, ей удавалось лгать даже магарадже. И только перед трехглазым взором Баваны-Кали была она правдива, только ей служила самозабвенно. Ведь Тамилла была жрицей высшей степени посвящения и обладала многими умениями, свойственными йогам. За эти умения она дорого заплатила своей богине! Например, она возложила на ее алтарь то, что составляет женскую сущность: дар зачать и родить ребенка. Тамиллу сделали бесплодной. Таковы все верховные жрицы Кали.