Читать книгу "Мальчик, который пошел в Освенцим вслед за отцом - Джереми Дронфилд"

Важнее всего была информация. Заключенные на административных постах могли получать сведения о лагерях-сателлитах Освенцима, о перемещениях арестантов, отсевах и массовых казнях[377]. Теперь они хотели, чтобы Фриц им помог наладить связи с другим ее важным источником: гражданскими рабочими. Для этого его собирались перевести на одну из фабрик комбината Буна. Он уже доказал, что умеет заводить дружбу с вольнонаемными, а на комбинате их работало много тысяч. Ему нашли место в Шлоссенкоманде-90 – слесарном подразделении команды строителей.

И вот как-то утром, впервые с момента прибытия в Моновиц, Фриц вышел за периметр лагеря, вместе с другими рабочими в сопровождении охранников миновал ворота и по главной дороге двинулся к комбинату Буна.

Только оказавшись на территории, он осознал, насколько тот огромный. Весь комплекс представлял собой сеть из улиц и железнодорожных путей. Стоя на главной дороге, идущей с востока на запад, с трудом можно было разглядеть другой конец комбината, таявший вдали, на расстоянии почти трех километров. Поперечные улицы, проложенные с севера на юг, в длину достигали километра. Прямоугольные участки между ними занимали фабричные здания, печи, мастерские, склады, цистерны с нефтью и химикатами и странные переплетения труб, напоминающие американские горки. Комплекс был поделен на секции: завод синтетических масел с относящимися к нему мастерскими, резиновая фабрика Буна, электростанция и мелкие производства, выпускающие и обрабатывающие химикаты. Большинство корпусов еще не работало – они были построены, но не отделаны изнутри.

Тысячи мужчин и женщин трудились на комбинате. Около трети составляли заключенные, остальное – гражданские лица. Слесарное подразделение – занимавшееся, по сути, всеми видами металлообработки в мастерских и на фабриках – состояло из дружелюбных, приятных людей. Большинство надзирателей обращались с заключенными мягко и напоминали работать «с оглядкой», то есть не спеша, но всегда отмечая, где находится охрана[378]. Надзиратель, к которому попал Фриц, оказался политическим, бывшим узником Дахау – именно он помог членам Сопротивления получить для него назначение.

Фрица сделали главным помощником в первом подразделении на одной из фабрик[379], где работало множество германских вольнонаемных – в основном инженеров, техников и бригадиров. Большинство рабочих составляли польские и русские заключенные; они плохо понимали приказы на немецком, и за это надзиратели их наказывали. Если гражданский бригадир был недоволен их работой, концерн отправлял заключенных в Освенцим I «на учебу». Заключенным, говорившим на немецком, жилось намного легче; Фриц познакомился с вольнонаемными бригадирами и завоевал их доверие.

С одним из них у него установились особенно тесные отношения. Фриц опять получал тайные подношения в виде хлеба и сигарет, а то и свежей газеты. Время от времени немцы останавливались поболтать, и Фриц внимательно слушал новости о войне, которые резко расходились с официальной пропагандой. Нацистов теснили по всем фронтам; потерпев поражение под Сталинградом, они подверглись ожесточенному нападению на востоке, британцы выбили их из Северной Африки, а американцы должны были вот-вот вступить в Италию и погнать их назад, в Германию. Фрицу было ясно, что этот немец не нацист; он тоже надеялся, что войне скоро наступит конец и что Германия проиграет. Каждый день Фриц изустно передавал своим товарищам собранную информацию (а вместе с ней драгоценные подарки – хлеб и газеты).

Хоть Фриц и знал, что задача у него важная и опасная, он даже не представлял реальных масштабов операции, в которой принимал участие. После начальной дезорганизации движение Сопротивления в Освенциме постепенно превратилось в эффективно действующую, хорошо скоординированную сеть. 1 мая 1943 года – в нацистский праздник, когда в лагере находилась лишь малая часть персонала, – в Освенциме I прошло секретное собрание, на котором обе фракции Сопротивления договорились о сотрудничестве. Доминировала в нем группа поляков, куда входили бывшие армейские офицеры под предводительством Юзефа Циранкевича, который уговорил своих людей сотрудничать с евреями и австро-германскими политзаключенными. Так они объединяли свои сильные стороны – немцы лучше понимали Германию и нацистов, что имело важное значение для разведки, а полякам разрешалось получать почту, что позволяло доставлять припасы и поддерживать связь с местными партизанами.

Они провозгласили себя Боевой группой Аушвица, что давало представление об их воинственном настрое[380], и вскоре вышли на связь со Стефаном Хейманом и сопротивлением в Моновице. Связь между лагерями облегчало постоянное перемещение заключенных и рабочих подразделений по всему комплексу. Группа из Моновица тоже внесла свой вклад – у нее имелась возможность налаживать контакты с вольнонаемными и препятствовать работе комбината Буна. Саботаж был массированным и постоянным. Заключенные с электростанции устроили короткое замыкание на турбине. Другая группа, воспользовавшись сокращенным составом охраны на 1 мая, спровоцировала взрыв на недостроенном заводе синтетических масел, еще одна – уничтожила пятьдесят нацистских автомобилей[381]. Эти теракты, вместе с медленными темпами строительства, значительно отсрочили запуск многих производств комбината.

Из всей деятельности Сопротивления контакты с вольнонаемными представляли наибольшую опасность. Лагерное гестапо стремилось любой ценой проникнуть в организацию и выявить ее руководство и участников. Постоянно велась работа по поиску и устранению информаторов. Поставляемые ими сведения помогали проводить самые сложные лагерные операции: планирование и осуществление побегов.

Фриц, ежедневно циркулировавший между комбинатом и лагерем, принося товарищам крохи информации, лишь смутно представлял себе масштабы этой сети и роль, которую в ней играл.

* * *

Был июнь, суббота, и рабочий день подошел к концу. На вечерней перекличке заключенные стояли, уже зная, что завтра будет если не выходной, то по крайней мере день не таких тяжких трудов и не такой большой опасности.

Фриц стоял в строю в аккуратно застегнутой куртке, в кепке, сдвинутой на бок, как берет – так предписывалось официально, – готовый механически сдернуть ее, если раздастся приказ снять головные уборы. Все шло как обычно: медленная, монотонная, мучительная процедура, в которой он вынужден был участвовать дважды в день с октября 1939 года, практически всегда без изменений.