Читать книгу "Соседская девочка (сборник) - Денис Драгунский"

Я во сне понял, что холодный шантажист генерал Рузский и его сотоварищ Родзянко – они правы. Россию спасет ответственное министерство. Когда эта мысль проникла в меня, ангел выключил кинопроектор, повернулся ко мне – у него было славное женственное лицо, все ангелы такие, – поднял палец к губам и прошептал: «Ответственное министерство».

То есть правительство, назначаемое Думой и ответственное перед нею. Государь же остается как некий символ единства народа со своим государством. Подобно усопшей Виктории, которая была великой королевой, но разные Гладстоны и Дизраэли чередовались в повседневном управлении империей. С того момента я смотрел на генерала Рузского с особым интересом. Возможно, это наш новый военный министр. «Надо бы, – говорил я себе, – почаще попадаться ему на глаза, но удержаться от подхалимства».

Целыми днями принимая депеши с фронтов и из столиц, я отлично представлял себе, что делается в России, и понимал, что времени уже почти не осталось. Я верил, что Россию и ее народ спасет только царский манифест об ответственном министерстве и Конституции.

Первого марта я вновь носил императору почту. На третий раз, это было ближе к полуночи, майор Штерн-Штильман велел мне отнести Его Величеству чай. Я поставил чайник, молочник, чашку, сахарницу и сухари на поднос, бювар с почтой прижал под мышкою, какой-то нижний чин распахнул передо мной межвагонные двери, и я вошел в царский салон.

Император сидел в кресле у окна, отодвинувшись от столика, на котором не было ни одной бумаги.

– Почта, Ваше Величество, – сказал я. – И чай.

– Ваше Императорское Величество! – строго поправил он, но тут же рассмеялся: – Шучу, шучу. Благодарю. Присаживайтесь, – я сел по другую сторону стола. – Не угодно ли чаю?

– Благодарю, Ваше Величество.

– Благодарю, «да» или благодарю, «нет»? – улыбнулся он.

– Да, благодарю Вас.

– Тут есть чашка, – сказал император. – Моя. От обеда осталась, вот. А вы будете пить из чистой. Позвольте я вам налью?

– Благодарю Вас, Ваше величество.

О господи! Сам Николай Второй, Божьей милостью всея Великия и Малыя и Белыя России император и самодержец, и прочая и прочая и прочая, – любезно наливает мне чай, а я сознаю пустоту и бессмысленность момента, ибо знаю: никто не будет благоговейно внимать моим воспоминаниям. Меня чуть не замутило.

– Вы устали? – ласково спросил император.

– Что Вы, Ваше Величество. Ну, разве чуть. Как мы все тут.

– Прекрасно. Рад с вами поговорить. Вы не генерал, не граф, не министр, – говорил он, слегка грассируя, – и даже, как мне представляется, не аристократ. Впрочем, поправьте меня, если не так…

– Дворянин, но никак не аристократ, вы правы, ваше величество.

– Прекрасно. Тогда скажите мне, капитан, хоть что-нибудь в утешение. Я не прошу у вас совета, не прошу рецепта… Несколько простых слов. Вроде «морок рассеется», «все пройдет». Что-нибудь такое. Искреннее. Для усталой души.

Я собрался с силами и сказал:

– Ваше Императорское Величество! Я каждый день читаю и суммирую сотни телеграмм. Ничего не пройдет и не рассеется. Выход один. России нужно ответственное министерство и Конституция. Нужно было еще позавчера, фигурально выражаясь. Но сейчас идут последние часы.

Он засмеялся:

– То-то я гляжу, другой офицер принес мне чай. Вас подослал Николай Владимирович?

– Кто?

– Генерал Рузский. А? Только откровенно.

– Нет, Ваше Величество. Честью офицера клянусь, нет. Это мои собственные мысли. Я видел сон. Ангел мне сказал, велел мне передать Вам вот это. Я видел во сне, как хоронят Викторию, английскую королеву. И я видел страдания, которые предстоят Вам и России. Ответственное министерство спасет Россию и Вас.

– Вы мистик? – поморщился он. – Я устал от мистиков во дворце. Вы говорите о конституционной монархии? Это лживая идея.

– Виктория правила шестьдесят семь лет. Вы будете править не меньше. Вы избавите Россию от смуты, Европу от войн. Вы станете главнейшим моральным и политическим авторитетом для всего мира. Английские премьеры, американские и французские президенты, германские канцлеры – все будут просить Вашего совета и ждать Вашего одобрения…

– Виктория не правила, а лишь царствовала, – брезгливо перебил он меня. – Конституционная монархия? Чтобы царь ничего не решал, но за всё отвечал? Нет. Я отвечаю за Россию и буду ею править. Россия, слава создателю, не Британия. Основа России, ее священное средоточие – самодержавие. Если бы в России бояре высекли царя розгами, то царь бы бросился на меч и закололся, а потом его сын этим мечом порубил бы боярам головы, – император говорил вдохновенно. – Этот король, которого так чтят в Британии, право же, как гоголевский поручик Пирогов! Его выпорол немец-сапожник, а он скушал пирожное, и пошел на вечер с барышнями и, живо танцевал мазурку! Человек без чести! Да-с. И поручик Пирогов, и британский король! Оба – одинаково пошлые господа.

– Ваше Величество, тут разговор не о древней истории, а о нынешней. Страшные времена грядут. Помните пророчество Лермонтова: «Настанет год, России черный год, когда царей корона упадет». Этот год настал, но у Вас в руках еще многое.

– Лермонтов? – пожал плечами император. – Мой прадед его недолюбливал.

– Вам грозит гибель, – сказал я. – Вам и всей Вашей прекрасной семье, которой любовалась вся Россия. Цесаревны. Наследник. Супруга.

– Не лгите, – помрачнел он. – Вся Россия ненавидит мою семью. Отречение – честнее. Разбойники могут выгнать хозяина из дому и сжечь его дом. Но хозяин не должен остаться в своем доме приживалом. Даже ради спасения дома.

– Не хотите спасать Россию – спасите свою семью.

Император стал еще мрачнее.

– Семья… Как я погляжу в глаза своему сыну, если соглашусь стать бесправной куклой вместо самодержавного царя?! Les morts n’ont pas honte, – сказал он.

Я знал по-французски, но он сказал это очень быстро и певуче, «он-он-он», и я не понял; он заметил это и перевел:

– Мертвые сраму не имут. Вы слыхали про писателя Достоевского? – Я кивнул. – Писатель Достоевский сказал как-то, что правда выше России. Сегодня я вижу, что он, быть может, прав. Но есть нечто, что выше правды. Честь! – он помолчал и улыбнулся. – Впрочем, я не люблю Достоевского. Мне из писателей нравится госпожа Тэффи.

Он достал папиросы, предложил мне, я взял. Мы закурили – он дал мне огоньку. Отвернулся к окну. Я и не заметил, как прошла ночь. Светало. Мы стояли на каком-то полустанке.

– Кошка! – вдруг закричал он и привстал, тыча пальцем в окно. – Кошка, эх! Ушла…

Я смотрел на него и думал: кто он? Последний рыцарь на троне? Николай Кровавый? Или Николашка-дурачок? Потом уже, после долгих раздумий на покое, я понял, что в наши дни рыцарь на троне неизбежно превращается либо в кровавого деспота, либо в дурачка.