Читать книгу "Потерянная принцесса - Алина Немирова"

– А сам ты считаешь, что к ним надо обращаться иначе? – тоже вслух уточнил Лютгер.

– Если мы все пребудем теми же, кем есть сейчас, то пусть все остается по-прежнему, – пожал плечами старик. – Но пришло время меняться. И от нас зависит, в какую сторону измениться. Редко выпадает такая возможность людям, почти никогда – народам… Оставайся, друг мой альп. И пусть эти двадцать семь тоже останутся. Твой магистр, уверен, одобрит такой выбор. А когда он сам пришлет сюда, по проторенному тобой пути, своих людей, когда мы вместе построим крепости и разместим в них совместные гарнизоны против общего врага… это уже, наверно, в пору единоличного правления Османа случится… Тогда и вовсе не возникнет нужды кому-то уходить. А славных воителей будут называть «альп» – без оглядки на род или веру.

«Еще лет двадцать бы вот так продержаться. Чтобы вы с Османом мне были на этом пути опорой. А потом уже ты будешь опорой ему», – Эртургул вернулся к их прежней, почти беззвучной речи.

«Двадцать лет?» – Лютгер покачал головой.

«Ладно, пятнадцать, – усмехнулся старик. – Я не жаден. Мне для себя вообще ничего не надо. Но вот тот новый мир, который нужно взрастить, как ребенка от младенчества до отрочества… (Он показал рукой рост – Лютгеру где-то по плечо. Немного подумав, поднял ладонь выше, до уровня уха.) Чтобы он вырос совсем иным, не таким, как все окрест и те, кто были до него…»

Рыцарь смотрел на него со все возрастающим изумлением. Пятнадцать лет – тоже срок великанский: добрая половина его собственной жизни. Кто же на столько лет вперед загадывает!

И вдруг появилось, стало неудержимым желание заглянуть на пятнадцать лет вперед. В мир, где бейлик, сейчас только и спасающийся тем, что сильным соседям не до него, становится султанатом; по-прежнему небольшим, но теперь уже он здесь главный центр силы. Потому что соседи, ранее могущественные, изнемогли, грызясь друг с другом. А при бывшем бейлике – Орден, и они друг другу не враги, но крепкие союзники. И обращает Орден в истинную веру неверных, вызволяет из-под их власти пленных христиан, но меч его направлен против внешней угрозы, а туранский щит закрывает его спину. С туранским же султанатом Ордену делить нечего: это ведь не прежний сельджукский султанат и не сарацинские царства, тут никто не называет людей чужой веры и крови «сиррах!», а христиан перестали считать зимми и брать с них налог за сохранение жизни… Иудеев тоже перестали, хотя о них-то заботы не было, само собой так получилось… Равные среди равных живут здесь, и даже если шейх-уль-исламы не согласны считать такое соответствующим вероучению – им приходится умерять свой пыл, пока на троне султаны-соправители, а Орден твердой рукой держит новый Великий магистр, их друг с давних лет и, можно сказать, третий соправитель – брат-рыцарь по имени…

Когда словно незримые уста нашептали ему в ухо это имя, Лютгер вздрогнул, как от прикосновения раскаленного железа. Стряхнул с рассудка морок. Это был соблазн. Только сам Лукавый, Искуситель мог нашептывать такое им обоим. Но воистину сказано: изыди, Сатана!

Эртургул в ожидании смотрел на него. Рыцарь провел языком по вдруг пересохшим губам.

«И сколько же тебе исполнится через пятнадцать лет, бейлербей?»

Старик молча сжал и разжал обе пятерни – девять раз подряд, к вящему недоверию Лютгера. Потом левый кулак оставил полностью сжатым, а на правой руке показал два пальца.

«Можно продержаться, если Всевышний дозволит».

Нет, нельзя. Столько Всевышний своим чадам не отпускает.

Сейчас, стало быть, Эртургулу семьдесят шесть лет. Столь долго тоже не живут вообще-то, но это хоть в пределах людских сроков.

Грех гордыни, отрава соблазна, искушение несбыточное… Оно и только оно доводит вождя, столь мудрого в остальном, до такой степени слепоты, что он забывает об отпущенной человеку мере жизни. И оно же заставляет рыцаря, всегда доселе верного долгу, измышлять невозможное, видеть себя на неподобающем месте… а еще не ко времени заставляет вспоминать давние слова магистра… магистра Добринского ордена, которые действительно звучали странно, но, без сомнения, могут иметь совсем иное истолкование, простое и достойное…

Нет. Прочь эти мысли. И отсюда прочь. Как можно скорее.

Лютгер покачал головой. Потом, глядя в мгновенно помрачневшее лицо Эртургула, указал на себя, поднял один палец – а затем дважды сжал и распрямил пятерни, в третий же раз на правой руке по-прежнему показал пять пальцев, на левой же только три.

Несоизмерим выбор. Двадцать восемь – против одного. Это здесь, сейчас и наверняка – а не через пятнадцать-двадцать лет и может быть.

До ничтожного малая причина для отказа. Зато она очевидна в своей наглядности и неоспорима.

Теперь старый бейлербей лицом не просто потемнел, но окаменел. Он, конечно, тоже понял, почему двадцать восемь, а не двадцать семь.

– Ну что ж, друг мой альп… – голос его вдруг наполнился усталостью. – Мое слово твердо. Включая и то, что я дал магистру, – хотя ты сейчас упустил случай сделать его еще тверже. Ийи йолджулуклар – да будет счастлив твой путь. Ступай же и уводи тех, кто с тобой.

Эртургул откинулся на подушки. Лютгер торопливо привстал, собираясь броситься ему на помощь, позвать врача – но старик с досадой махнул рукой. Нет, он не умирал. Он просто перестал видеть нечто, до этого, похоже, неотрывно стоявшее перед его внутренним взором.

– Раз уж уходишь – уходи, друг мой альп. Немедля. Не мучай ни себя, ни…

Он снова махнул рукой, не договорив, и смежил веки. Уже покидая шатер, ступая осторожно, на носках, рыцарь все-таки услышал то слово, которое старик решил не договаривать, но потом, забывшись, произнес полушепотом:

«Кызым»…

Он знал, что это означает. «Дочь моя»…

* * *

И все равно бы ничего не получилось!

Даже если кому-то будет дарован срок жизни за девяносто лет, даже если с его соправителем и наследником сложится тесная дружба, а Сёгют уже сейчас действительно не похож на прочие магометанские владения… через пятнадцать же лет станет еще более непохож… Пусть так. Но все равно: где это видано?! Не смогут магометане иноверцев равными себе признать, какие ни будь они союзники. И Орден, пусть даже заключил с ними договор против тех, кто совсем уж из Тартара, – как он сумеет годами, поколениями приводить к истинной вере врагов своих союзников и при этом не задумываться о том, что представляют собой эти союзники?

Не бывает такого. Во всяком случае, прежде не бывало ни с кем.

А если интересы союзников, Ордена и бейлика – то есть уже султаната, – сведут их в бою с кем-то из христианских владык? Или с другим орденом, Тамплиерским, например? Так-то храмовники – враги… Но допустимо ли воевать против них бок о бок с магометанами?

К тому же какие там поколения, даже пятнадцать лет… Скорее всего – год, если не месяцы считанные. И – тетива на шею, потому что один среди чужаков. Даже если брат Анно собирается послать сюда с десяток союзных копий, то вряд ли успеет… а с Османом за этот срок отношения сложиться не успеют тоже.