Читать книгу "Эффект искажения - Диана Удовиченко"

Лукреция действительно сама позаботилась о своем вдовстве: первого супруга она отравила спустя два года после свадьбы, второго – всего через неделю. Неизвестно, чем не угодили мужья неистовой аристократке, но их смерть сделала ее богатой. И лишь покровительство Медичи, в постели у которого Лукреция, как и все придворные красавицы, успела побывать, спасло вдову от разбирательства и позорной казни. Паоло предполагал, что здесь дело не только в прелестях дамы, но и в части земель из ее наследства, перешедших во владения Медичи. Мадонна Лукреция, хитрая как лиса, смелая как лев и прекрасная как райская птица, могла бы стать идеальной супругой стрикса. К тому же она была почти круглою сиротой. Десятилетний сын Итало от первого брака – вот и вся ее семья.

– Надеюсь, я сумею угодить мадонне Лукреции и избежать печальной участи, – с мягкой усмешкой произнес граф. – А если не получится угодить, я постараюсь укротить строптивицу.

Пьеро молча взглянул на него, красивое глуповатое лицо его сделалось задумчивым. Паоло мог поклясться: сейчас правитель размышляет, какие богатства может получить в случае смерти советника. Спустя несколько мгновений алчность перевесила приятельские чувства, и Медичи проговорил:

– Что ж, я предостерег вас, не буду далее настаивать. Вы сильный человек, граф. Мне угодно, чтобы Лукреция приняла ваше предложение.

Она приняла, и сегодня должна была состояться их свадьба.

Венчание проходило в часовне виллы делла Торре. Светлая, беломраморная, словно стремящаяся ввысь, она была построена год назад по проекту знаменитого мастера Леонардо да Винчи. К празднеству слуги украсили часовню снаружи и изнутри живыми цветами, увили венками огромное распятие на стене и постамент со статуей Богоматери, усыпали пол розовыми лепестками. Солнечные лучи, пронизывая окна из цветной мозаики, окрашивали алтарь во все цвета радуги. Красиво, светло, благостно…

Никому и в голову не могло бы прийти, что часовня стояла на костях невинно убиенных младенцев. Что на фундаменте проведен был дьявольский ритуал, а в стены замурованы заживо юные служанки. Что ночами, перевернув распятие вверх ногами, граф с подданными устраивал здесь черные мессы, а каждый угол часовни окроплен был христианской кровью.

К вилле делла Торре подъезжали гости. Вся знать Флоренции собралась, чтобы присутствовать на свадьбе одного из самых богатых и родовитых людей города. Толпа, благоухающая духами, сверкающая парчой и драгоценностями, ожидала главного гостя. Явился и сам Пьеро Медичи. Его наряд был изукрашен драгоценными каменьями не хуже, чем платья придворных красавиц.

Последним в сопровождении многочисленной свиты приехал миланский герцог Лодовико Моро Сфорца с супругой. Лодовико, в простом, но изящном одеянии из серого шелка, расшитого серебром, вел под руку жену, юную мадонну Беатриче. Рядом с царственно великолепным супругом некрасивая молодая женщина выглядела как невзрачная уточка возле павлина.

Зато как же прекрасна была невеста! Мадонна Лукреция предстала перед гостями во всем сиянии зрелой красоты и всепобеждающей женственности. Плотная фата, закрепленная диадемой, в которой сверкали сто тридцать пять крупных бриллиантов, закрывала лицо. Но даже она не могла скрыть блеска черных глаз, о которых поэтами Флоренции было сложено немало стихов и песен.

Церемонию венчания проводил священник-стрикс, обращенный Паоло во время Четвертого крестового похода. Слова молитвы в его устах оставались лишь словами, не причиняя никакого вреда. Граф почтительно внимал священнику. Когда церемония закончилась, откинул с лица невесты фату и взглянул в прелестное лицо, на котором не отразилось ни малейшего волнения, ни оттенка чувств… Лукреция холодно улыбнулась, подставила тонкие губы.

– Надеюсь, мы будем жить долго и счастливо, дорогая, – едва слышно шепнул Паоло, прикасаясь к ее губам поцелуем, в котором страсти было не больше, чем во взгляде невесты.

– Я сделаю для этого все возможное, – так же тихо ответила Лукреция.

Потом был праздничный ужин в большом зале виллы. Длинный стол, накрытый на триста персон, ломился от яств. Вся посуда была золотою – по известным причинам Паоло не жаловал серебро. Но ни запеченные фазаны, ни заливное из карпа, ни огромный кабан, зажаренный целиком и нафаршированный артишоками, не произвели на гостей такого впечатления, как поданный каждому невиданный столовый прибор – золотые двузубые вилки с черенками из агата. Такой роскоши не видали даже при дворе самого Лодовико Моро – флорентийские и миланские аристократы, привыкшие есть руками, долго крутили вилки и сочли их неудобными, хоть и изящными безделицами. То один, то другой потихоньку откладывал прибор, чтобы не остаться голодным.

На хорах играли музыканты, вокруг стола носились карлики и дурачки. Любимец графа, шут по прозвищу Наглец, с шутихою Розой разыграли целый спектакль, изображая свадьбу Паоло и Лукреции. Осоловевшие от еды и возлияний, гости встречали каждую шутку громким хохотом. В промежутках между представлениями придворные поэты прославляли красоту невесты и мужественность жениха. Мужчины перемигивались с дамами, те отвечали игривыми взглядами.

Лишь одного человека, сидевшего у дальнего края стола, ничуть не смешили выходки шутов, не трогали стихи и музыка. Прелести юных красавиц оставляли его равнодушным. Леонардо да Винчи, придворный инженер и живописец герцога Моро, откровенно скучал на этом празднике. Между тем именно на нем то и дело останавливался изучающий взгляд Паоло.

Ужин подходил к концу. Хозяин пригласил опьяневших, разморенных духотою гостей в сад. Там, прямо на траве, были расстелены ковры, набросаны мягкие подушки, а между розовыми кустами прятались пестрые шелковые шатры для тех, кто желал уединения.

Настало время отдыха. Молодежь играла в прятки и в мяч – юные парочки то и дело исчезали в хитросплетениях зеленого лабиринта. Старшие взялись за шахматы и кости. Тут и там дамы с кавалерами, собравшись в небольшие группки, пересмеивались, рассказывая друг другу куртуазные истории.

На землю опускались мягкие теплые сумерки. Паоло уже сказал себе, что вечер удался, как вдруг откуда-то донесся звук, похожий на далекий гром. Вслед за ним в полумраке занялась рыжая зарница.

– Какая странная гроза, – произнесла Беатриче Сфорца, пытаясь рассмотреть в звездном небе признаки надвигающейся непогоды.

– Это не гроза, – мрачно ответил Медичи, обменявшись с Паоло понимающим взглядом. – Это на площади Синьории Джироламо Савонарола опять устраивает костер тщеславия[13].