Читать книгу "Так случается всегда - Эми Хатвани"

Эмбер

Спустя несколько недель после моего визита к Ванессе я сидела, пригнувшись к рулевому колесу в своей машине, припарковавшись примерно в квартале от станции, на которой работал Тайлер. Стояла середина октября, и было всего лишь пять часов утра. Через час меня будут ждать первые клиенты в тренажерном зале, но я не хотела уезжать, пока не увижу, во сколько в точности машина Тайлера выедет со стоянки. Я следила за ним в течение двух последних недель, пытаясь выяснить его обычный график, но его рабочие часы постоянно менялись. Иногда он освобождался в полночь, а в другие ночи работал до рассвета. И я поняла, что задача оказалась гораздо сложнее, чем я считала. Я подумала, что, если буду следить за ним достаточно долго, я смогу разобраться с графиком его работы и подобрать самое удобное время, чтобы встретить его лицом к лицу.

Я еще и сама не понимала, что и как буду с ним делать. После того как я встретила Тайлера в баре с девушкой, явно собиравшегося проделать с ней то же, что и со мной, я стала искать в интернете других женщин, которые смогли отомстить насильникам. Я была потрясена, на какие жестокие меры шли некоторые жертвы насилия. Я и до этого слышала о Лорене Боббит — женщине, которая отрезала мужу кусок пениса после того, как он пришел домой пьяный и изнасиловал ее. Еще я прочитала о женщине, чью маленькую дочь изнасиловали, а потом, когда она спустя семь лет встретила насильника на улице и он спросил: «Как поживает твоя дочка?» — она проследовала за ним в оживленный переполненный бар, облила его бензином и подожгла. Там были рассказы об индийских женщинах, которые отрезали головы своим насильникам, и о турецкой женщине, которая ударила ножом преступника в пах, потом прострелила его половые органы, а в результате тоже отрезала ему голову. И еще был рассказ об американке, которая заманила насильника к себе в дом, связала его, избила бейсбольной битой, а потом сделала на его члене татуировку «насильник».

Когда я читала эти истории, какими жестокими они ни казались бы, в глубине души я приветствовала этих женщин. Я понимала, какое отчаяние владело ими, причины, по которым они все это совершили, но, даже несмотря на это, я понимала, что убийство или членовредительство не станут моим выбором, когда я решу разобраться с Тайлером. Мне хотелось чего-то более изощренного. Да, я хотела, чтобы он мучился, чтобы мысль об этом преследовала его постоянно, как она преследовала меня. Я хотела, чтобы он страдал от отчаяния, я хотела, чтобы он просыпался, тяжело дыша, и чувствовал, что сердце вот-вот взорвется в груди. Я хотела, чтобы он смотрел на себя в зеркало и испытывал отвращение к себе. Я хотела, чтобы вся его жизнь навсегда изменилась. Чтобы все, кого бы он ни любил, навсегда отвергли его из-за его мерзкого поступка. Хотела, чтобы он задавался мучительным вопросом, кем он был на самом деле, и ненавидел себя так же сильно, как я ненавидела себя. Я хотела, чтобы он долго и жестоко расплачивался за то, что сделал.

Но, сидя по утрам в машине рядом с его станцией, я не могла придумать, как привести этот план в действие. Мои родители продолжали настаивать на том, чтобы я отправилась в полицию, наивно полагая, что система правосудия сделает свое дело и упрячет Тайлера за решетку. Они полагали, что я не хочу писать заявление, потому что боюсь, что меня саму заставят выступать на суде. Безусловно, эта мысль пугала меня, но я понимала, что, если хочу вернуться к нормальной жизни, мне нужно было просто найти способ перестать испытывать вину. И единственным способом достичь этого было полное признание вины со стороны Тайлера. Если он признает себя преступником, я смогу сбросить груз вины, который давил на меня.

Я отказалась идти к Ванессе на следующий прием, понимая, что никакими разговорами невозможно склеить то, что сломалось во мне. Мне нужно было только одно — чтобы в местной газете был напечатан портрет Тайлера, а наверху крупными буквами было написано: «Местный парамедик признает свою вину в изнасиловании».

Я увидела, как со стоянки выехала красная машина Тайлера, и, посмотрев на часы — пять тридцать шесть, — еще больше склонилась над рулем, чтобы он не заметил меня. Я волновалась, что он сможет узнать мой автомобиль, но пока что этого не произошло. По крайней мере, я так думала. Вряд ли он теперь позвонит мне и спросит, не моя ли тачка стояла у станции.

И даже несмотря на все мои старания забыть обо всем, я испытывала мучительную горечь, оплакивая нашу долгую дружбу. Словно все эти дни, проведенные вместе, смех и радость общения, чувство надежности, которого я никогда не испытывала ни с кем другим, — все это пошло прахом. В моем сердце место нашей дружбы заняла зияющая пустота. Он был для меня единственным близким человеком, за исключением моих родителей. А той ночью он не только осквернил мое тело — он разбил всю мою жизнь.

Когда он проехал мимо, я крепко зажмурилась, стараясь удержать слезы. Как я собираюсь заставить его признаться в том, что он сделал, если одна только мысль о нем пугает меня? Как смогу я встретиться с ним лицом к лицу и не сбежать? Он был настолько сильнее меня, что мог легко взять верх. Он мог заморочить мне голову просьбами о прощении, обещаниями все исправить, а потом, без всякого предупреждения, снова изнасиловать меня. При этой мысли меня передернуло. Нужно было что-то, чтобы уравнять шансы. Что-то, что поможет мне управлять ситуацией. Он мог извиняться, просить прощения, и воспоминания обо всех этих годах, когда я любила его, могли смягчить мое сердце. Я могла отказаться от требования в публичном признании. Мне нужно было нечто напоминающее бы о том, что я должна быть сильной. И дало бы ему понять, что меня нельзя переубедить или просто заговорить мне зубы. И тут я вспомнила про черный пистолет отца, который хранился в его домашнем офисе, в сейфе позади его стола. Я знала, где он прячет ключ — он показал мне это место еще много лет назад, на тот случай, если я окажусь одна в доме и мне нужно будет защититься от кого-либо, кто попытается напасть на меня. «Вот оно! — поняла я. — Это единственная вещь, которая сделает меня сильнее Тайлера». Если у меня будет оружие, это будет напоминать мне о том, что ситуацией управляю я. Безо всякого сомнения это сделает меня хозяйкой положения.

Когда я убедилась, что он уехал, я подождала еще некоторое время, чтобы он оказался как можно дальше, потом выпрямилась и завела машину. Приехав в тренажерный зал, я приступила к работе, давая указания Дорис и другим моим клиентам, подбадривая, помогая принять нужное положение, если в этом возникала нужда. Но все это время я неотрывно думала о пистолете. Как я смогу стащить его из сейфа так, чтобы мой отец ничего не заметил? Как найду место, где нам с Тайлером никто не помешает? И меня грела мысль, что, когда у меня в руке окажется пистолет, я буду непобедима.

— Вы сегодня чем-то озабочены, — сказала Дорис, когда мы закончили ее занятия и я провожала ее в раздевалку.

— Прошу прощения, — отозвалась я. — Я все время думаю о своих экзаменах.

— Ммм, — скептически отреагировала Дорис. — Простите меня за то, что я лезу не в свое дело, дорогая, но меня беспокоит то, что вы так стремительно худеете. Вы совсем истаяли.

— Просто я принадлежу к тем людям, у которых очень быстрый метаболизм. — я улыбнулась радужно и фальшиво, надеясь, что так она быстрее поверит мне. — Я ем как сумасшедшая, но, когда я занята или испытываю стресс, фунты просто сваливаются с меня.