Читать книгу "Шпионка. Почему я отказалась убить Фиделя Кастро, связалась с мафией и скрывалась от ЦРУ - Илона Марита Лоренц"

Узнав о встречах дочери с Хассаном, он поверил Тахере, когда она сказала, что ее невинность не пострадала. Но ее репутация была уничтожена, и это стало для Садека тяжелым ударом.

Вернувшись домой и застав Тахере, мать Хассана пришла в такую ярость, что вызвала полицию, заявив, что у нее в доме проститутка. Тахере забрали в участок и вызвали ее отца. Садек сказал полицейским, что дочь непорочна, и умолял освободить ее. Те же насмехались над его деревенским акцентом и говорили с ним свысока, как с простым крестьянином.

– Твоя дочь ведет себя как шлюха, а ты ее защищаешь? Где твоя честь? Неужели в деревнях так принято? В твоей деревне ее бы давно камнями закидали!

Они смеялись, не подозревая о том, что жизнь в деревне Садека на севере не сильно изменилась со времен революции, что там действовали порядки более либеральные, чем в Тегеране, где за исполнением законов следила полиция. Что до Хассана, ему досталось несколько одобрительных хлопков по спине от приятелей. Правду знал лишь его лучший друг: что они с Тахере полюбили друг друга и в свободное время ходили по музеям и слушали «Пинк Флойд». Большее, на что у них хватило смелости, – поцеловаться.

Тахере не видела Сумайю, притаившуюся на углу в ожидании, когда ее соседи уедут. Впрочем, заметив ее, она бы не удивилась: после случившегося с ней никто не разговаривал.

В квартире витал аромат шафрана и сливочного риса; на плите кипели кастрюли с жирным рагу. Мать Сумайи Фатеме уже два дня не выходила с кухни. В ее мягких полных руках любой продукт становился изысканным блюдом. Фатеме наказывала Сумайе: если мужа вкусно кормить, он никогда не уйдет пробовать запретный плод. Сама Фатеме научилась готовить еще в детстве. Она славилась своим кулинарным мастерством, и на праздники дом всегда ломился от гостей. Она помешивала, жарила, мыла, а Сумайя расставляла на столе тарелки с фруктами, огурцами, фисташками и грецкими орехами. Стерла пыль с темно-красных искусственных цветов, расставленных по всей комнате. Даже с закрытыми окнами пыль – мелкая серая пудра – проникала в квартиры и дома по всему городу, тонким слоем оседая на мебели.

Мохаммад-Реза сидел за кухонным столом и играл в «Персидский квест» на компьютере. Хаджи-ага смотрел телевизор. Мулла в тюрбане, грозя указательным пальцем, делал то, что у мулл выходит лучше всего: читал нотации. В Иране муллы не только эксперты по исламскому богословию, они мастера находить моральное разложение там, где его нет. Сегодня предметом осуждения стал 3G-интернет. «Общественная мораль под угрозой! Это подорвет семейные устои!» – причитал мулла, возмущенный идеей видеозвонков. Уже четверо великих аятолл издали фетву, осуждающую нововведение. Интернет-оператор их проигнорировал.

В Иране муллы не только эксперты по исламскому богословию, они мастера находить моральное разложение там, где его нет.

Хаджи-ага всегда казался погруженным в раздумья. Вечно хмурый лоб и прищуренные глаза не оставляли сомнения: перед вами человек серьезный, сдержанный. С чужими людьми он держался молчаливо и почти никогда не делился мыслями. В молодости он был очень красив, но несчастливый брак и скучная низкооплачиваемая работа госслужащего преждевременно состарили его. Почти всю жизнь Хаджи-ага трудился, пытаясь свести концы с концами. Когда он женился на Фатеме, они стали жить вместе с его родителями. Вчетвером они ютились в трех комнатах, даже когда появились дети. Годами он страдал от недосыпа, работал на двух работах, а денег едва хватало, чтобы всех прокормить. А потом два события изменили его жизнь: умерли родители, а летом 2005 года в Иране избрали нового президента, Махмуда Ахмадинежада. Хаджи-ага голосовал за него по совету Высшего руководителя. С вступлением на пост Ахмадинежада учредили доступные низкопроцентные государственные займы, и Хаджи-ага, как и многие в Тегеране, присоединился к начавшемуся строительному буму. Он снес завещанный родителями маленький кирпичный домик и построил на его месте четырехэтажное здание. Одну квартиру продал, а две нижние сдал внаем. Теперь ему больше никогда не придется жить в ветхом кирпичном домишке и сводить концы с концами. Он мог позволить себе отправить детей в университет. С умножившимися доходами мужа Фатеме, у которой не хватало времени на дела религиозные, наконец смогла купить себе душевное спокойствие. После смерти своего отца она заплатила мулле миллион туманов – чуть больше трехсот долларов – за год ежедневных намазов (молитв) о нем – на случай, если при жизни он молился недостаточно. Ахмадинежад всем угодил.

Одновременно с доходами повысился и социальный статус Хаджи-ага. Кроме того, он заслужил почтение в глазах соседей своим религиозным рвением. Сегодняшний праздник устраивали в честь его второго паломничества в Мекку. За последние несколько лет он сделал целью своей жизни демонстрацию любви к Богу и имамам: совершил две поездки в Карбалу на юге Ирака к могиле Хусейна, самого почитаемого шиитского мученика, внука пророка Мухаммеда. Из Карбалы отправился в Наджаф поклониться могиле отца Хусейна имама Али, первого шиитского имама и, по мнению шиитов, прямого потомка Мухаммеда. А еще были две поездки в Сирию к месту захоронения дочери имама Али Зейнаб, внучки пророка.

Хаджи-ага не всегда был таким набожным. Фатеме винила себя: вскоре после замужества, в медовый месяц, она попросила его свозить ее в мавзолей имама Резы в Мешхед, самый священный иранский город. Имам Реза был единственным шиитским имамом, похороненным в Иране; по легенде, его отравили виноградом. Но Хаджи-ага отказался. Поездка была ему не по карману, а паломнические путешествия он считал излишеством. Он был упрям, и Фатеме не удалось его уговорить. Она сильно расстроилась, но боялась рассердить мужа и выплакала слезы матери. Та, в свою очередь, рассказала отцу Фатеме, а он переговорил с Хаджи-ага. Отказывать свекру было нельзя. Фатеме радовалась как ребенок – не потому, что Хаджи-ага согласился, а потому, что передумал в знак любви к ней. Ей никто никогда не сказал, что он был вынужден поехать.