Читать книгу "Глаголют стяги - Иван Наживин"

Но тут под окнами грянула весёлая плясовая гудьба — гусли, сопели, свистели и бубны.

— Скоморохи, братцы, пришли!..

— Волоки их сюды, весёлых молодцов!.. Пущай урманин поглядит наших скоморохов…

С весёлым гвалтом ворвалась в ярко освещённый покой толпа пёстрых, хохочущих скоморохов. Они толкали один другого, нарочно падали, орали что-то несуразно-весёлое, дрались и раскланивались в пояс с тороватыми гостями.

— А ну, молодцы, покажите нам действо какое из жизни!..

— Можно… Сейчас, гость дорогой… Сейчас мы покажем вам действо про богатого гостя Терентьища — как скоморохи, весёлые молодцы, жену его вылечили. Завещание пишите скорее, а то со смеху ещё помрёте.

— Валяй, валяй!.. Не твоя забота.

— Дать им всем по чарке, чтобы веселей играли!

— Вот спасибо, боярин тороватый!.. Во здравие твоё, и водимой твоей, и детушек, и козы рогатой, и медведя мохнатого…

Ещё немного весёлой суеты, прибауток присоленных, шутливых драк — и снова ударили скоморохи в гусли, бубны и сопели. Потягивая винцо и меды из чаш, гости оборотились к скоморохам, и те завели весёлую игру.

Богатый гость Терентьище был уже в пожилых летах, а жена его была молода и пригожа. И вот раз она страшно раскапризничалась:

Разыгрался недуг в голове, Расходился утин во хребте, Распошел недуг по сердцу!..

И требует бабёнка, чтобы шёл Терентьище знахарей искать.

Он жены-то своей слушался, Он жену-то во любви держал.

Но вместо знахарей повстречал он скоморохов, а

Скоморохи люди вежливые, Скоморохи-то очестливые.

Взялись они вылечить бабу. По их указанию, захватив с собой добрую дубинку, влез Терентьище в мешок. Они понесли гостя в дом его и сказали бабе, что вот принесли они ей поклон от Терентьища: они нашли его мёртвого, и его уже вороны клюют. Баба обрадовалась и попросила их на радостях про старого мужа песенку спеть. Они уселись на лавке, заиграли в гусельки и запели песенку, приглашая ею Терентьище вылезть из мешка. Он выскочил с дубинкою и выгнал от жены из-за занавеса недуг, который выскочил в окно и чуть головы не сломал. А на месте оставил он одёжу и деньги…

В просторном жарком покое всё тряслось от весёлого грохота. Один из скоморохов с шапкой в руке обходил гостей, и те, не жалея, бросали ему и ногаты, и куны, и резани. И стоит, прах их побери, распотешили!.. И весело ударила опять гудьба в честь тороватых гостей.

И вдруг двери с треском распахнулись и в покой, подбоченясь, не снимая шапки, вошёл всему городу известный и всему городу надоевший Васька Буслаев, молодой парень знатного рода и богач, со своими ярыгами, гуляками. Гости понахмурились.

— Званому гостю хлеб да соль, а незваному гостю и места нет… — громко сказал сердитый Воята.

И на всякий случай пощупал за голенищем нож. Румяный, дерзкий Васька, проводивший все своё время на весёлой улице Рогатице, во главе пьяной шайки своей, дерзко расхохотался.

— А ты бы, Воята, лучше гостей-то чашей доброго вина чествовал!.. — крикнул он, бахвалясь. — По обычаю стариковскому… Ваське супротивничать не всегда гоже. Не огонь творит разжжение железу, как говорится, а мешное вздымание… А, молодцы, так ли я говорю? — обратился он к своим коромольникам.

Это были те гулящие люди, ребята неразлучные, безумцы, которые при случае составляли силу всякой партии, всякого заговора и, поддерживаемые соперничающими боярами-богатеями, чинили разбой, грабежи и голки. Они в смутах не теряли ничего, кроме ребра или головы, но зато выиграть всегда могли многое…

Началась словесная перепалка, и очень скоро закипел среди звона и грохота опрокидываемых столов и скамей горячий кулачный бой…

Также пировали и буянили и на судах по Волхову, и по берегам, и во всех концах, и много пьяных тел валялось в пыли горластых улиц… А в окрестных деревнях, чествуя весну, веселилась молодёжь. Хотя земля у новгородцев была бедная, елох, да камни, да вода, но смерды всё же не все уходили от рольи своей и ковыряли её жалким ралом, и проклинали долю свою горькую. А которые на юг перебирались, в степи хлебородные… Но весна и на елохе весна. И в то время как над тёмной и влажной землёй зажигались первые звёзды и заводили над тёмными долками и удольями влюблённые слуки свои, хороводы, меж сел, на выгонах, собиралась молодёжь и дружно пела песни весенние:

А мы просо сеяли, сеяли… Ой, Дид Ладо, сеяли, сеяли!..

И бойко отвечал им другой хор:

А мы просо вытопчем, вытопчем… Ой, Дид Ладо, вытопчем, вытопчем!

И спрашивали первые:

А чем же вам вытоптать, вытоптать? Ой, Дид Ладо, вытоптать, вытоптать!

И шла в сиреневых сумерках весёлая перекличка молодых голосов.

А мы коней выпустим, выпустим! А мы коней переймём, переймём! А чем же вам перенять, перенять? Шёлковым поводом, поводом… А мы коней выкупим, выкупим… А чем же вам выкупить, выкупить? А мы дадим двести кун, двести кун. Не надо нам тысячи, тысячи. А что же вам надобно, надобно? Надобно нам девицу, девицу. А нашего полка убыло, убыло… А нашего прибыло, прибыло…

Вся земля Новгородская стонала весельем.

XXXVIII. ВО ИМЯ ХРИСТОВО

И прииде епископ Иоаким, и требища разори, и Перуна посече, что в Великом Новеграде стоял на Перыни, и повеле повлеща в Волхов. И повязавше ужи, влечаху и по калу, биюще жезлыем и пхающе, и в то времи бяше вшел бес в Перуна и нача кричати: «О, горе мне, ох, достахся немилостивым судиям сим!» И вринуша его в Волхов. Он же, пловяше сквозе Великий мост, верже палицю свою на мост, ею же безумнии убивающе утеху творят бесом…

Не успели отгрести караваны во все стороны света белого, не успели отгореть праздничные игры в честь Ярилы, Лада светлого, жаркого, как вдруг надвинулась на Новгород с юга грозная туча: то шла рать Володимира из киян и ростовцев приводить новгородцев к вере Христовой. За год перед тем приезжал из Киева поп большой с пискупы и с Добрыней да с Анастасом, греком оборотистым, но новгородцы только на смех подняли их: идите, откуда пришли!.. Но так как к чужим верам они спокон века привычны были, позволили они немногим христианам, что промежду их жили, и попов себе позвать, и церковку Преображения поставить.

Но когда прослышали они, что идёт на них и богов их рать, они осерчали. Особенно нелюбо им было ехидство киян: рать подходила тогда, когда огромное большинство новгородцев в весеннюю гостьбу ушли и город и область были наполовину пусты… Во всех концах началась тревожная беготня, а на Славне, наполовину опустевшем, тревожно забил вечевой колокол: «Дон-дон-дон-дон-дон-дон…»