Читать книгу "Логотерапия и экзистенциальный анализ. Статьи и лекции - Виктор Франкл"

Вправе ли мы подтверждать травматогенную этиологию якобы психосоматического заболевания при постановке диагноза по результатам проведенного лечения? По этому поводу могу сделать лишь следующее предположение: вспоминаю случай 21-летней пациентки, которая была направлена к нам по поводу задержки мочеиспускания, которую ей диагностировали как истерическое расстройство. Нас попросили подвергнуть пациентку лечению гипнозом. По предварительным наблюдениям и по основанному на анамнезе предположению врача, который ее к нам направил, в данном случае речь шла о чисто психогенном нарушении: полутора месяцами ранее у пациентки произошла дефлорация. Сама по себе дефлорация травмировала ее как психически, так и физически. Вскоре после полового акта у пациентки возникла полная неспособность к произвольному мочеиспусканию, так что ей приходилось каждый день неоднократно откачивать мочу через катетер. Неоднократные урологические осмотры были настолько же безрезультатны, как и различные варианты медикаментозного лечения (инъекции и т. д.), не принесли успеха и лечебные водные процедуры. В самом деле, назначенный гипноз привел к полному выздоровлению больной (в тот же день она смогла самостоятельно мочиться, необходимость в катетере исчезла); но нас не оставляло впечатление, что данное расстройство не похоже на чисто психогенное. Действительно, после дальнейших неоднократных урологических осмотров, на которых мы настояли, у пациентки удалось выявить органическое поражение, хотя изначально ее расстройство казалось чисто функциональным (7).

Иными словами, диагноз по результатам проведенного лечения нельзя ставить в случаях, когда заболевание имеет психосоматическую основу. Это касается не только каких-либо грез, которые актуализируются при сборе анамнеза, но и психотипа, характеризующегося явной лабильностью. Среди прочих похожих случаев могу привести пример одной пациентки, которая жаловалась на боли, но ее жалобы имели ярко выраженный истерический характер. Инъекция физиологического раствора – в данном случае я бы назвал его «психологическим раствором» – дала быстрый терапевтический успех. Правда, несмотря на это, ей был назначен рентгеновский снимок, выявивший раковые метастазы.

Иммунитет и аффективное состояние

В 1936 г. Р. Бильц выпустил книгу под названием «Психогенная ангина». Разумеется, она не психогенная; однако ангина вполне может возникать по психосоматическим причинам. Известно, что возбудитель ангины встречается повсеместно и лишь иногда оказывается патогенным. Когда это происходит, такая патогенность зависит не от вирулентности самого возбудителя, а от состояния человеческого иммунитета: иммунитет же, в свою очередь, зависит от аффективного состояния. Уже прошло несколько десятилетий с тех пор, как Хофф и Хайлиг смогли экспериментально доказать, что испытуемый пациент, которого вводят в состояние гипноза, а затем внушают радостные или тревожные аффекты, в зависимости от этих аффектов имеет в сыворотке крови, соответственно, сравнительно высокий или сравнительно низкий титр агглютинации для бацилл тифа.

В начале марта 1945 г. один мой знакомый, вместе с которым мы находились в концлагере, признался мне, что 2 февраля 1945 г. он видел странный сон. Голос, напоминавший пророческий, сказал ему, что этот человек может задавать любые вопросы – и получит на них ответ. Мой знакомый спросил у голоса, когда закончится война. Ответ был «30 марта 1945 г.». Итак, 30 марта приближалось с каждым днем, но ничто не предвещало, что пророчество «голоса» подтвердится. 29 марта мой знакомый заболел лихорадкой и стал бредить. 30 марта он потерял сознание. 31 марта он умер. Его доконал сыпной тиф. Действительно, именно 30 марта – в тот день, когда этот человек потерял сознание – война закончилась «для него». Мы не ошибемся, если предположим, что то разочарование, которое он переживал из-за реального положения дел, складывавшегося перед его глазами, настолько ослабило его иммунитет, защитные силы и сопротивляемость организма, что инфекционная болезнь, уже гнездившаяся в нем, легко его одолела (8).

Известен познавательный и наглядный двойной случай психосоматической ангины, случающейся с врачом одной клиники и его ассистентом. Оба они если и заболевают ангиной, то это происходит только в четверг. Ассистент заболевает ангиной в четверг в том случае, если на следующий день, в пятницу, он должен выступать с докладом, что всякий раз вызывает у него определенный стресс. Врач заболевает ангиной – если заболевает – опять же, только в четверг, причем именно потому, что в среду он читает лекции. В день лекций он еще не болеет ангиной. Мы можем с полным правом предположить, что в среду инфекция уже теплится в организме врача, но наш коллега просто не может себе позволить заболеть ангиной в лекционный день, поэтому уже близящийся приступ болезни откладывается.

Итак, мы видим: психосоматическая медицина почти не позволяет понять, почему человек заболевает, однако вполне объясняет, почему он не заболевает.

Нам известен случай одного коллеги, который, сильно устав и перетрудившись, был вынужден присоединиться к спасательной альпийской экспедиции, вылазка которой продлилась около двух часов. Сразу же после того, как медик выполнил свой врачебный долг, он обессилел и лишь с большим трудом смог невредимым выбраться из скал. Ничуть не удивительно, что с ним случился такой коллапс – даже без привлечения психосоматической медицины. Но тот факт, что силы оставили коллегу только после того, как он справился со своей задачей, и ни секундой ранее, объясняется лишь через психосоматику.

Смысловая ориентация помогает выжить

В общем и целом очевидно, что не только состояние иммунитета зависит от аффективного состояния, но и аффективное состояние зависит от мотивации. Однако судить о том, насколько решающее значение может играть мотивация в пограничных ситуациях человеческого бытия-в-мире, можно на примере случаев, имевших место в лагерях для военнопленных. Многие психиатры смогли установить, что и в Японии, и в Корее, и, наконец, в Северном Вьетнаме максимальные шансы на выживание были у тех военнопленных, которые держались за смысл жизни, то есть считали, что обязаны еще что-то успеть сделать. Этот факт, в частности, подтвердили мне трое американских офицеров, которые выжили после очень долгого пребывания в плену на территории Северного Вьетнама (до семи лет) и по воле случая оказались в числе моих студентов в Международном университете США в Калифорнии. На одном из семинаров они подробно описали пережитый опыт и пришли к такому общему выводу: в конечном итоге им удалось выжить только благодаря смысловой ориентации (9)! Их слова подтверждаются международной литературой, посвященной концентрационным лагерям (10, 16).

Однако современному человеку сложно найти такую смысловую ориентацию. У человека есть все для жизни, но он едва ли себе представляет, ради чего стоит жить. Можно сказать, он страдает от ощущения потери смысла. Государство, обеспечивающее благополучие своих граждан, в том числе материальное, удовлетворяет практически все потребности человека, причем некоторые потребности формируются именно в таком обществе потребления. Неудовлетворенной остается лишь одна человеческая потребность – в смысле. Под давлением господствующих общественных установок человек будет лишь ощущать фрустрацию! Речь идет о феномене, описываемом мотивационно-теоретической концепцией «воли к смыслу». Если человек обретает смысл, то он – при необходимости – также оказывается готов терпеть лишения, принимать страдания, жертвовать, в том числе собственной жизнью. Напротив, если жизнь его не имеет смысла, то он наплевательски к ней относится, даже если с виду у него все хорошо, а в некоторых обстоятельствах может пойти на самоубийство. Несмотря на благополучие и изобилие. Рост количества самоубийств, с которым мы сегодня имеем дело, свидетельствует, что материальная обеспеченность вполне может окончиться экзистенциальной фрустрацией.