Читать книгу "Пять лет рядом с Гиммлером. Воспоминания личного врача - Феликс Керстен"

Никогда прежде мне не доводилось выслушивать таких лекций об экономике и государстве. В то же время меня поразила откровенность, с которой говорил Олендорф.

Полевая штаб-квартира

30 августа 1943 года

На тот случай, если Олендорфу снова придется ждать приема у Гиммлера, я договорился встретиться с ним вечером, чтобы снова поговорить на эту интересную тему. Я спросил его, не является ли фраза «самоуправление в промышленности», которую мне часто приходилось слышать, выражением его идей об общинной ответственности.

– Совсем наоборот, мы просто не поняли друг друга, – ответил Олендорф. – В данном случае речь идет о потере государством всякой экономической власти; его задача сводится к поощрению личной ответственности независимых бизнесменов. В результате та власть, которая должна была принадлежать государству, оказывается у вождей промышленности. Они наделены государственными полномочиями, будучи лишены какого-либо объективного статуса, поскольку сами ведут конкурентную борьбу в одной сфере. Они просто пользуются государственной властью, чтобы обеспечить для себя наилучшие условия и устранить всю нежелательную конкуренцию. Такое самоуправление в промышленности представляет собой просто-напросто эксплуатацию государства типично капиталистическими методами; оно не может не привести сообщество на край пропасти. Кроме того, оно подрывает доверие к объективности государства. Оно еще сильнее вынуждает всех тех, кто считает этот процесс пагубным, прибегать ко взяткам, чтобы не обанкротиться.

– А как Гиммлер относится к такой системе? – спросил я Олендорфа.

– Он против монополистического государственного капитализма как такового, но слабо разбирается в экономике. Эксперты легко обманывают его, утверждая, что все это необходимо для укрепления военной промышленности. Кроме того, в его окружении есть собственный преданный сторонник капитализма – Поль, – который делает все возможное для построения индустриального комплекса СС. Он получает поддержку рейхсфюрера, объясняя ему, какие выгоды обещают подобные институты, которые перейдут по наследству к будущим поколениям СС. Однако ключевые понятия оказываются куда глубже, чем детские теории рейхсфюрера.

К несчастью, продолжить разговор нам не удалось, потому что Олендорф был вызван к Гиммлеру для доклада, а потом уехал. Я был поражен как его ясными рассуждениями, так и откровенностью, с которой он излагал свои идеи. Я упомянул об этом Брандту, который сказал мне:

– Ни о самом Олендорфе, ни о его поведении нельзя сказать ничего дурного, но он не знает, как найти подход к рейхсфюреру. Чтобы реально войти с ним в контакт, необходимо время от времени приносить ему камни с рунами и беседовать с ним о германских идеалах. Вместо этого Олендорф держится очень холодно и надменно, затрагивая такие темы, в которых рейхсфюрер, очевидно, мало осведомлен. Олендорф изрекает самые мрачные пророчества с ужасающе серьезным выражением. Рейхсфюрер называет его «занудным пруссаком», а будучи в плохом настроении – «пораженцем» или «интеллектуалом», тем самым выражая то неудобство, которое ощущает в присутствии Олендорфа. Он чувствует, что Олендорф постоянно следит за ним как второй рейхсфюрер, которому всегда все лучше известно и который по любой теме может выдвинуть подробную аргументацию. Гиммлер этого не выносит, и в результате отношения между ними очень натянутые.

Гиммлер и служба безопасности

Харцвальде 2 сентября 1943 года

Олендорф спросил, может ли он поговорить со мной. Когда я согласился, он рассказал мне, что оказался в очень затруднительном положении. Гауляйтер

Кох прочитал доклады СД о катастрофических результатах его деятельности на Украине и воспользовался ими как основанием для жалобы Гиммлеру на резкую критику, которой Олендорф подвергает его политику. Кох утверждает, что служба безопасности Гиммлера работает против фюрера и высших должностных лиц рейха, которые пользуются его доверием. В то же время Геббельс предпринял лобовую атаку на положение Олендорфа как главы СД.

Между тем именно СД должна беспристрастно информировать вождей партии и правительства, демонстрировать последствия принимаемых ими мер во всех сферах жизни – экономической, культурной, административной, юридической и прочих. И в первую очередь СД обязана поднимать тревогу, когда эти меры вызывают сопротивление. При диктатуре это имеет первостепенное значение, поскольку ни в печати, ни в парламенте невозможно выражение оппозиционных взглядов. СД обязана выявлять то, что при парламентском режиме становится предметом открытых дискуссий. Олендорф так и поступил в случае выставки Геббельса в «Спортпаласте». Отобрав обширный материал, представленный ему преданными осведомителями по всему рейху, он указал, что в целом эта выставка получила отрицательные отзывы как хвастовство и показуха. Олендорф признавал, что этот доклад был не слишком осторожный, зато точный и, с более высокой точки зрения, необходимый. Поэтому Геббельс приказал не допустить хождения этого доклада, который в любом случае попал лишь к Ламмерсу и Герингу.

Рейхсфюрер, и без того не слишком-то ладивший с Олендорфом, вместо того чтобы поддерживать его, готов к открытому противостоянию с ним. Для Олендорфа крайне важно помириться с рейхсфюрером как можно скорее.

Затем Олендорф спросил меня, не воспользуюсь ли я своим влиянием на Гиммлера, чтобы помочь ему. С лукавой улыбкой он добавил:

– Тем самым вы окажете помощь и своему народу, так как представление о нациях как о существах, ведущих собственную жизнь, заставляет меня заботиться о независимости украинцев, эстонцев, латышей, литовцев, валлонов и фламандцев, чтобы они могли сохранить свою культуру и самоуправление. Я пытаюсь спасти их от централизации и колониальной эксплуатации, а также от суровой политики таких людей, как Кох. Если только меня не дезинформировали, это полностью совпадает с вашими собственными гуманитарными побуждениями. Вы пытаетесь делать то же самое в малых масштабах, помогая отдельным людям. Я же стремлюсь к фундаментальному решению всей проблемы. Тогда все отдельные случаи получат решение автоматически.

Я обещал, что подумаю над его просьбой и сообщу ему о своем решении.

Берлин

4 сентября 1943 года

Сегодня я сказал Олендорфу, что по-прежнему пребываю в сомнениях. Во-первых, у меня нет желания ни сознательно встревать в дела СД, ни подвергаться слежке со стороны разведчиков Олендорфа. Однако он уверял меня, что речь идет лишь о конкретном докладе с изложением фактов и о его личной позиции.

– Я бы не просил вас об услуге, – сказал он, – если бы думал, что вы одобряете методы Коха на Украине.

– Но почему бы вам не пойти к самому Гиммлеру? – спросил я Олендорфа. – Он наверняка будет рад получить от вас точную информацию, чтобы составить беспристрастное представление о реальной ситуации в Германии и на оккупированных территориях.

– Я тоже так раньше думал, – ответил Олендорф. – Но здесь скрывается слишком много моментов, о которых внешний наблюдатель не может получить верного представления. Рейхсфюрер считает, что любые приказы фюрера идут на благо Германии. И он отказывается верить объективным докладам со всего рейха, демонстрирующим, как люди реагируют на конкретные меры – например, как они критикуют речь фюрера. Рейхсфюрер хочет знать имена людей, сообщающих о таких нелицеприятных замечаниях, чтобы привлечь докладчиков к ответственности. По его мнению, немецкий народ просто не понимает фюрера или недостаточно развит, чтобы воспринимать его идеи.