Читать книгу "Седмица Трехглазого - Борис Акунин"

Синий Человек. Ты цел?

Василий Голицын (ощупывает себя)….Вроде да. Откуда они взялись?

Синий Человек. Крались за тобой. Ждали, когда один останешься. Кто они?

Василий Голицын (без интереса смотрит на тела). Черт их знает. Кто угодно. Я многим поперек дороги. Прошлой зимой один с ножом прямо в сани прыгнул. У Перекопа ночью шатер над головой прострелили… Скажи лучше, кто ты, молодец? Если бы не ты, лежал бы я сейчас мертвый.

Синий Человек. Я Аникей Трехглазов, сибирский артельщик.

Василий Голицын. И что у тебя за артель?

Трехглазов. Обыкновенная. Сибирская. Ходил за соболем. Добывал, много. Потом стал ходить за золотом. Не нашел пока.

Василий Голицын. А кто тебе приказывает, за чем ходить – за соболем или за золотом?

Трехглазов (пожимает плечами). Кто в Сибири прикажет? Сам решаю.

Василий Голицын. Как это – сам?

Трехглазов опять пожимает плечами.

Василий Голицын. Первый раз вижу на Руси человека, который сам решает, как ему жить. Ты и за меня, чужого человека, тоже без указа на ножи полез. Сам. Редко кто на такое способен.

Трехглазов (чешет затылок). Надо бы соврать, но не буду. Я знаю, кто ты. Сидел в кружале, видел. Я в Москву из Сибири с ходатайством. Хожу по приказам, сую взятки, а дело не движется. Думал, придется возвращаться несолоно хлебавши. И вдруг сам оберегатель, князь Голицын! Пошел за тобой, ломал голову, как бы подступиться. И тут такая удача.

Василий Голицын. Ты откровенен. Я это люблю.

Трехглазов. Что ж ты, князь, один ходишь? Когда на человеке всё государство, без охраны разгуливать – это не смелость, это…

Василий Голицын. …Дурость? Вот и она все время так говорит. Не люблю я, когда рядом кто-то топчется. С мысли сбивают. Пойдем со мной, артельщик. Домой мне надо. Расскажешь, что у тебя за ходатайство.

Трехглазов (показывает на трупы). А эти? Надо караульных дождаться.

Василий Голицын. Они только по доносу шустро бегают. Если грабеж или резня, их не дождешься. Идем, Аникей, идем. Спешу я.

Уходят.

Выбегают нищие, обшаривают убитых, пихаются из-за добычи. Потом уволакивают трупы за ноги.

Из-за сцены тем временем доносится разговор.

Василий Голицын. Каково оно, в Сибири?

Трехглазов. Хорошо.

Василий Голицын. Хоть где-то на Руси хорошо. И чем там хорошо?

Трехглазов. А где от начальства подальше, везде хорошо.

Картина третья

В палатах Василия Голицына

Кабинет, вся задняя стена которого в книжных шкафах. Большой глобус на подставке. На стенах европейские картины.

Входят Василий Голицын и Трехглазов.

Василий Голицын. …А зачем твоей артели промышлять за рекой Амур?

Трехглазов. С нашей стороны золота нету, а там, говорят, есть, много. И не моет никто. Но воевода нас не пускает. Нельзя, говорит. Вот я и приехал в Москву за грамотой. Хожу от одного дьяка к другому. Все обещают, мзду берут, а проку нет. Может, ты поможешь? Выше тебя никого нет.

Василий Голицын. И я не помогу. Правильно воевода вас за Амур не пускает. Там земля китайского богдыхана. Нам с ним ссориться не с руки. Так что зря ты ехал с одного конца России на другой. Но меня встретил не зря. Иначе дьяки с тебя еще долго жилы бы тянули, а правды не говорили. Что мне с ними делать, сорнячным племенем? Как в присказке: с ними беда, и без них никуда.

Трехглазов. Эх! Год сюда добирался. Теперь год обратно. Ни с чем…

Василий Голицын. Пока не явился посланник, объясни мне, артельщик, про себя. Вижу, что ты непрост, крепок, своим умом живешь. Что ты за человек?

Трехглазов. Я человек сам по себе, наособицу. Живу, как вода.

Василий Голицын. Что это значит?

Трехглазов. А вода всего сильней. Ее ничто победить-погубить не может. Есть куда течь – течет. Преграды огибает. Грянет мороз – застывает. Разожгут огонь – паром в небо уходит. Найдет хорошее место – прольется дождем. Так и я.

Василий Голицын. Да ты философ. Философ, который умеет биться, это большая редкость. А еще ты не болтлив. Пока не спросят, сам не встреваешь… Послушай, Аникей, на что тебе Сибирь, коли ты грамоты не добыл? Оставайся при мне. Вот такого, как ты, я бы, пожалуй, взял охранником. Мне много где бывать приходится, иногда и тайно. Будь моей тенью. Приглядывай, чтоб никто мне в спину нож не воткнул. Послужи мне. Будешь хорош – я тебя потом самого в Сибирь воеводой поставлю… Что молчишь?

Трехглазов. …Думаю.

Голос из-за сцены. Королевский посланник господин Фуа де Нёвилль к твоей княжеской милости!

Василий Голицын. Будь здесь. Погляжу, умеешь ли ты быть тенью.

Трехглазов отступает в угол. Входит Нёвилль, низко кланяется – длинным париком в пол. Голицын идет ему навстречу.

Нёвилль (не разгибаясь). Mihi est honor magnus in domo tuo esse, domine![1]

Василий Голицын. Et mihi est voluptas cum visitore tam illustrato disputare. Asside in sedem, legate honeste[2].

Голицын радушно берет посланника за плечи, усаживает в кресло, сам тоже садится. Дальше зрителей латынью мучить не нужно.

Василий Голицын. …Господин посланник, во время аудиенции у государыни-царевны я обещал ответить на все твои вопросы в частной беседе. Спрашивай без стеснения.

Нёвилль. Прежде всего позволь еще раз передать сердечную признательность его королевского величества за Крымскую экспедицию. Это была блестящая операция! Вы так помогли нам! Благодаря России хан не смог напасть на Польшу, а султан побоялся отправить свой флот в Средиземное море.

Василий Голицын. Главное – турки с татарами знают, что русская армия цела и всегда может вернуться. В политике рука, занесенная для удара, важнее самого удара. Но ты, кажется, собирался говорить со мной не о войне?

Нёвилль. Да, господин, я хочу расспросить тебя о России. В Европе рассказывают удивительное о нововведениях и великих планах русского князя-протектора. Скажи мне, правдивы ли эти вести?