Читать книгу "Такой я была - Смит Эмбер"

– Значит, теперь ты решила просто со мной не разговаривать? – спрашивает он в коридоре.

Боже, он действительно меня ненавидит. Я чувствую это каждой клеточкой тела, каждым атомом, каждой долбаной рибосомой.

– Неправда, я просто…

– Что? – он не дает мне договорить. – Ты что?

– Мне просто нечего сказать. – Я пожимаю плечами.

– Нечего сказать? Это как? Как такое вообще возможно – тебе нечего сказать? – он почти кричит на меня.

– Зато вижу, тебе есть что сказать. Говори.

– Хорошо. Для меня все это было не просто так. Это что-то значило для меня. Вот. Я не боюсь это признать. – И он смотрит на меня и ждет, рассчитывает, что я отвечу ему тем же.

– Ладно, Стив. Не буду тебе врать. Для меня это ничего не значило.

Это правда? Или ложь? Я уже сама не знаю. Я холодна и бессердечна, это так, но что я могу поделать? Он дотронулся до горячего и обжегся. А теперь возвращается и делает то же самое. И снова обжигается. Это его проблема, не моя.

– Я тебе не верю. Я же был там. И видел, что ты тоже что-то чувствовала.

– Слушай, ты тут ни при чем, просто.

– Просто что? – обрывает меня он. Он весь нервный, как на иголках, и запускает пальцы в волосы, как будто хочет выдрать клок.

– Что просто что?

– Это! Эта игра. – Парень тычет в меня пальцем, сжимает челюсти и раздувает ноздри. Его дыхание учащается. – Что это за спектакль? Чего ты добиваешься?

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Может, с другими парнями это и работает, но со мной нет! Поэтому просто прекрати, ясно? – Он делает шаг мне навстречу. Я делаю шаг назад.

– Почему? Чем ты отличаешься? Не обманывай себя. Ты такой же, как все. Вы все одинаковые. Боже, это так предсказуемо, что меня просто тошнит! – Мои слова разносятся по пустому коридору, окружают нас и, окольцевав, не дают пошевелиться.

Его лицо бледнеет, искажается от боли, а я чувствую, как губы сами собой расплываются в улыбке.

– Знаешь, странная – это еще ладно, – тихо произносит он. На лице напрягается и подергивается какая-то жилка. – Запутавшаяся – это еще ладно. – Его глаза полны слез. О боже, его голос дрожит. – Но ты… ты просто шлюха.

Если бы слова могли ранить, наносить физические увечья, эффект от его слов можно было бы сравнить с ударом тяжеленного пушечного ядра в солнечное сплетение. Такая артиллерия потопила бы и крейсер. Не говоря уж о глупенькой подлой девчонке.

Потрясенная, ошарашенная, я произношу лишь одно слово:

– Что?

Стив не может так со мной разговаривать.

Он делает шаг мне навстречу. Я жду, что он закричит, и когда вместо этого он начинает тихонько скулить, мне становится только хуже.

– Ты грязная шлюха. И сука. И я поверить не могу, что когда-то был о тебе другого мнения, – цедит он сквозь зубы, не в силах остановить слезы, как будто ему больно произносить эти слова. Как будто ему больнее, чем мне.

– Я… – я касаюсь его руки. Что делать? Я не знаю. Он отшатывается от меня. – Стив, не… – Не злись, не обижайся, не уходи разбитым и уничтоженным. Ты разве не знаешь, что я того не стою? Мне хочется схватить его за рукав, держать и повторять, что мне жаль. Мне хочется этого даже больше, чем бежать. Ведь Камерон был прав: он этого не заслуживает. – Стив, Стив, пожалуйста, не на…

– Иди к черту, – задыхается парень и вытирает глаза рукавами. Потом поворачивается, идет по коридору, проходит мимо двери кабинета; в тусклом свете его фигура становится все меньше, он заворачивает за угол и исчезает.

Я поворачиваюсь и ухожу в противоположную сторону. В конце коридора выхожу на лестничную площадку. В грязном подвальном туалете, куда никогда никто не ходит, где нет окон, можно курить: ни один уважающий себя учитель сюда не зайдет. Я запираюсь в кабинке. Пахнет канализацией. Идеальное местечко для мыши, для маленькой крысы вроде меня. В кабинке сажусь на пол, прислоняюсь спиной к холодной плитке и закуриваю. Слышу эхо своего дыхания. Сбрасываю пепел в грязный унитаз в каком-то полуметре от лица. Закрываю глаза и жду. И жду.

Я снова вспоминаю Джоша. Ничего конкретного, просто отдельные детали: его улыбку, звук его голоса, как я иногда смешила его, как рядом с ним чувствовала себя такой счастливой и свободной. Собой. Мне казалось, что у нас с ним все запутанно. Но на самом деле все было так просто. Гораздо проще по сравнению с тем, что сейчас. По сравнению с остальной моей жизнью.

Я представляю, как он придет сюда, как найдет меня в подвальном туалете-темнице, словно рыцарь, Железный Дровосек в заржавевших доспехах с букетом одуванчиков, готовый убить моих самых темных, самых сумасшедших драконов. Он ворвется в дверь и скажет что-то идеально подходящее к случаю, например: «Что случилось, милая? Не плачь. Пойдем отсюда скорей. Только я и ты. Я заберу тебя с собой, куда захочешь. Мы можем убежать. Можем начать все сначала, можем стать кем угодно…»

Но что-то мешает моим фантазиям, и я вдруг снова начинаю чувствовать свое тело. Гравитация тянет меня вниз, приковывает к холодному бетонному полу. Кто-то щиплет меня за ногу, возвращая в реальность – щиплет все сильнее и сильнее. Нет, не щиплет – жжет! Открыв глаза, я вижу, что сигарета догорела до фильтра; горячий пепел упал и прожег дыру в моих штанах, как кислота, а теперь обжигает кожу.

– Черт! – тихо вскрикиваю я и шлепаю себя по ноге, пытаясь ликвидировать последствия своей глупости.

Потом звонит звонок: его визжащее эхо отскакивает от стен и потолка, сотрясает все здание и всю меня. Я жду, пока утихнет далекий шум, крики, топот ног и лязг захлопывающихся шкафчиков.

В кабинете Аманда поднимает с пола мой рюкзак. Она делает это так бережно, что мне становится не по себе. Все ушли, остались лишь они с Крыской. Я останавливаюсь в дверях и прислушиваюсь.

– Вы что теперь, подружки? Фигня какая-то, – огрызается Крыска.

– Не подружки, нет. Просто я… даже не знаю. Пытаюсь перестать ее ненавидеть. – То, как Аманда произносит это «ее», не оставляет сомнений, что речь обо мне. Мое сердце сразу колотится с утроенной силой. Я замираю, решаю, драться мне или бежать. – Я хочу быть добрее, ясно? Разве не об этом ты все время твердишь?

– Даже после того, что она сделала? – вполголоса спрашивает Крыска. – Есть предел добру и милосердию, знаешь ли.

Аманда пожимает плечами.

– Не хочу об этом говорить.

– А что я такого сделала?

Я делаю шаг вперед. Решение принято: я буду драться.

Аманда потрясенно оборачивается.

– О! Ничего, – поспешно бросает она.

– Нет, правда. Что я такого тебе сделала? Мне правда интересно. Ужас как интересно. – У меня вырывается смешок – я на грани и, кажется, могу сказать что угодно, сделать что угодно. И плевать, что будет.