Читать книгу "Одноклассники smerti - Анна и Сергей Литвиновы"

Надя не ответила — она напряженно вглядывалась в лицо Ивасюхина.

Тот слабо улыбнулся. Повторил:

— Судьба, значит, свое возьмет. — Хмыкнул: — Помню. Людкина фразочка. Эк ее задело… Десять лет прошло, а все никак не успокоится…

— Может, это она нам мстит? — горячо выкрикнула Надя.

— А за что ей нам мстить?

— За то, что у нас все хорошо. А у нее, круглой отличницы, жизнь не задалась.

— Да ладно тебе. Будто у нас какие-то карьеры ослепительные… — буркнул Степан. — Если только у Ирки…

«К тому же и письмо одной ей пришло», — мелькнуло у Нади.

Но Степа тем временем сказал:

— Хотя… Если вспомнить, как мы со Сладковой на этой встрече обошлись… Я б, может, тоже психанул. Не знаю, как насчет убивать, но морду б набил — это точно.

— Так-так, — мгновенно насторожился Полуянов. — С этого места поподробней.

— Ну… встреча выпускников у нас недавно была, — неохотно пояснила Надежда. — Я тебе говорила… Людка Сладкова… мы с ней и в школе не ладили, а тут она еще противней стала. На нее, понимаешь ли, огромное наследство свалилось. Вот и начала она, блин, выпендриваться. А мы ее, ну, со Степой, Леной и Иркой, по старой памяти опустили …

— Да, Митрофанова, — покачал головой Полуянов. — Твои лингвистические способности меня шокируют.

— А что такое? — вскинулась Надя.

— Я думал, ты и слова такого не знаешь — «опускать». — И устало попросил: — Ладно, проехали с филологией. Излагай факты.

Людмила

Психологи, а позднее и психиатры неоднократно пытались ее убедить: одноклассники не виноваты. Корень проблемы — в ней самой.

Доктора сыпали умными словами вроде избыточного перфекционизма или нервного истощения, вызванного сом атическим расстройством. Назначали антидепрессанты. Уверяли, что пройдет месяц, максимум два — и жизнь, безусловно, наладится.

И с переломом ноги (хотя тот оказался, как предсказывал Сема Зыкин, сложным, со смещением) медицина справилась быстро. Уже к маю сняли гипс, а в июне, к выпускному, Люда вполне могла передвигаться без палочки.

Врачи безоговорочно освободили ее от школьных экзаменов. С одной стороны, это неплохо — не надо тратить время на бесполезные предметы. Хотя Люда и демонстрировала обширные знания от физики до биологии, но она ведь тоже человек со своими предпочтениями и склонностями. И пусть одноклассники с учителями считали, что отличнице Сладковой все науки подвластны, на самом-то деле она на филфак собиралась. И один Всевышний знает, как тяжело ей давались совершенно непрофильные физика, химия и биология. Но раз она однажды создала себе имидж двужильной, то и приходилось тянуть.

Люда — хотя никому бы в этом не призналась — тихо радовалась, что одноклассники ночами и днями зубрят билеты, лихорадочно вбивая в голову совершенно ненужные знания, а она может всецело посвятить себя литературе, русскому и иностранному.

Однако радость сильно померкла, когда выяснилось: в аттестате у нее, безусловно, будут сплошные пятерки, однако незыблемые школьные правила гласили: если не сдаешь выпускных экзаменов, то на медаль не надейся. Только похвальную грамоту и получишь, а с ней в вузе никаких льгот, сдавай вступительные на общих основаниях. Получался тупик: до выпускных не допускают, а медаль не дают. Жестоко — особенно для человека, которому чуть не с младших классов вбивают, что он светило, надежда и гордость…

— Людочка, не расстраивайся! — успокаивала ее мама. — Будто не знаешь, что на филфаке от медали никакого толку.

Да, Людмила знала прекрасно: медалистам нужно сдавать не четыре вступительных экзамена, а один. Но самый сложный — сочинение. И пятерок за него на гуманитарных факультетах университета традиционно не ставят. А значит, единственным экзаменом, пусть ты трижды медалист, обойтись все равно не удастся. Но сам факт, что она никогда не подержит в руках заветного, она у тебя уже в кармане , позолоченного кругляшка… Не положит его в сервант, на почетную полку… Не увидит законной гордости в маминых глазах…

Поневоле тысячу раз проклянешь тот злосчастный мартовский день, когда захотела сделать доброе дело. Спасти человека. Поднять себя в глазах одноклассников.

Ничего не скажешь, преуспела. Никто и спасибо ей не сказал, а тем четверым, которые лишь бестолково суетились подле потерявшего сознание мужика, почет и уважение. И никаких ни у кого проблем. Ни один из четверых ноги не вывихнул. Даже корова Митрофанова, которая на физре всегда последней плетется…

«Какая же я дура! — точила себя Людмила. — Зачем в окно прыгала?!»

Видно, на нее какое-то помрачение нашло. На них на всех. Но если Митрофанова, Коренкова, Ишутина, Ивасюхин благополучно приключение пережили, то она, Сладкова, расхлебывала последствия до сих пор…

— Людочка! Надо все забыть. И двигаться дальше, — внушала ей мама.

И дочь была с ней на сто, на тысячу процентов согласна.

…Только как она ни корпела ночами над учебниками и книгами, как ни усердствовала на университетских подготовительных курсах, а за вступительное сочинение получила позорную тройку.

И это стало настоящей катастрофой.

Люда потом ходила на апелляцию. Строгая комиссия, хотя и не положено, сжалилась над рыдающей абитуриенткой — отдала ей ксерокопию сочинения на руки: «А то вы сейчас в таком состоянии, что вам что-то объяснять бесполезно».

Слезы действительно не унимались. Прочитать злосчастное сочинение Люда смогла уже дома, когда наконец успокоилась и изничтожила весь мамин запас валерьянки. И пришла в ужас: неужели это писала она, отличница, надежда и гордость?! Почерк — ее, и ручка с темно-фиолетовой пастой — ее, и даже любимую фразу, «судьба свое возьмет», удалось в нужном контексте вставить. Но только откуда взялись эти корявые, беспомощные фразы? Жалкая аргументация? И даже четыре позорные орфографические ошибки?!

Даже верная мама, готовая за дочку в огонь и в воду, и то огорченно всплеснула руками:

— Людочка, как ты могла? Да еще по любимому Грибоедову?! У тебя ведь по нему такие блестящие работы!

Ответить на этот вопрос дочь не могла. Она прекрасно помнила утро вступительного экзамена. Духоту в метро. Нервную очередь у входа в аудиторию. Раздачу проштемпелеванных печатью филфака листков. Торжественного декана, вскрывающего конверт с темами… А дальше — все, провал.

…Как в тот день, когда она видела лежащего без сознания мужчину. И одноклассников, безрассудно выпрыгивающих из окна ему на помощь. И понимала, что ей тоже нельзя остаться в стороне.

А потом — пришла в себя лишь на больничной койке. С поломанной ногой и с позорным статусом неудачницы.

Впрочем, матери Люда как могла твердо сказала:

— Видно, помутнение нашло. Говорят, с абитуриентами такое бывает. Зря я ночью перед экзаменом над учебниками сидела. Лучше бы выспалась.