Читать книгу "Победа для Александры - Надежда Семенова"

Сладкий сок потек по губам, возвращая ощущение реальности. Суровый профиль темного лица, сосредоточенный взгляд, мерные неспешные движения, Жозианна заботливой птицей склонилась над заболевшей невесткой. Она, ловко орудуя небольшим кривым ножичком, отрезала небольшие кусочки манго и выдавливала из них сок в беспомощно раскрытый Сашин рот.

Саша раскрыла глаза, намереваясь поблагодарить свекровь. Ослепительный свет резанул по глазам, выворачивая наизнанку белки, вызвал мучительный приступ тошноты. Весь мир превратился в жалящий огненный шар.

Малярия основательно подорвала Сашины силы. Известия из Кигали поступали одно хуже другого. Хрупкое перемирие рухнуло вместе с частным самолетом президента страны. Новоявленный правитель хуту погиб в авиакатастрофе. Слишком многое указывало на то, что самолет был сбит. Начались беспорядки. Погибшие были хуту, а это означало, что виновны тутси. Так говорили по радио. Жозианна, серея лицом, переводила Саше страшные слова, и от ужаса, застывшего в ее темных блестящих глазах, леденела кровь.

На следующий день обнаружилось, что ночью пропал один из боев, тот самый Пьер, а вместе с ним исчезла шкатулка с золотыми украшениями.

— Разве можно доверять этим хуту, — говорила свекровь, обходя на ночь дом и запирая на ключ все шкафы.

Саша стала приглядываться к другим слугам, пытаясь определить, кто из них хуту, а кто свой, тутси. Все африканцы выглядели примерно одинаково.

В один из беспокойных дней в гости зашла белая соседка, жена итальянца, державшего мясной магазин, единственный в ближайшей округе.

— Сюда повстанцев никто не пустит. Территория плантации обнесена колючей проволокой, по периметру дежурят военные.

Поправляя постоянно выбивающийся черный локон, итальянка манерно сложила полные руки:

— Эти хуту — просто звери. Мне гораздо больше импонируют тутси. Они высокие, у них европейские черты лица, а самое главное, они — католики. Скажите, Сандра, я знаю, что ваш муж тутси, зачем он работает на Агату? Ведь она… хуту?

Саша устало посмотрела на пренебрежительно надутые губки итальянской синьоры:

— Я плохо разбираюсь в этнических различиях. Мой муж говорит, что все жители страны независимо от происхождения должны считать себя руандийцами.

— Ваш муж — романтик! — безапелляционно заявила мадам. — Никто и никогда не забудет о своем происхождении. Хуту не смогут стать ровней тутси. А африканцы всегда будут ниже белых.

Саша побагровела.

— О, извините, — проворковала итальянка, — я не хотела обидеть вашего мужа. Он образованный человек, это совсем другое дело.

«Ну, погоди, — сердито подумала Саша, — вот выучу язык и тогда отвечу. Тоже мне элита белой нации. Мясник и его жена».

— И кроме того, мы с мужем преклоняемся перед русскими. Ваш балет — это просто чудо! — примирительным тоном проговорила синьора.

Весь вид пухленькой итальянки взывал к милосердию.

Саша порылась в памяти, выискивая подобающий пример для ответной любезности представительнице дружественной Италии, но в голову приходила только навязчивая реклама пиццы.

— У итальянцев превосходная кухня, — нашлась она, и хрупкий мир был восстановлен. Хотя бы в этой гостиной.

Глава 40

Тем же вечером, когда Саша выдерживала кухонные баталии, Габриэль уходил из города. Он и так оставался в Кигали дольше положенного. Его одежда была в беспорядке, лоскутья рубахи, разорванной на груди, едва прикрывали тело. У пиджака были оторваны лацканы и карманы. Брюки без ремня едва держались на бедрах, так что при ходьбе их приходилось придерживать.

Улицы казались залитыми темной, липкой, отвратительной на запах кровью. Габриэль старался не думать о тех, кому она принадлежала. Он настойчиво шел вперед, не обращая внимания на груды мертвых тел, разбитые витрины и пылающие дома. Руанда, которую он любил, — умерла, она умерла вместе с Агатой. Габриэль упрямо мотнул головой, отгоняя кошмарные картины пережитого. Но воспоминания вновь и вновь возвращались, причиняя почти физическую боль.

Окровавленные тела, охрана премьер-министра поплатилась жизнями первой. Какой бы либеральной ни была Агата, среди ее телохранителей не было тутси. Технический персонал, мелкие клерки, даже личный секретарь, но не люди, отвечающие за жизнь главы кабинета министров! Какой чудовищный самообман! Человеком, который поднял руку на собственный народ, шакалом в человеческом облике, перешагнувшим через горы трупов соплеменников в жажде власти, оказался… хуту! Именно он, Жан Табанда, спровоцировал геноцид против тутси, и он же отдал приказ уничтожить «предателей», умеренных хуту. «Злонамеренных предателей одной с нами крови, но гнилых внутри», — как сказал будущий правитель. Агата погибла первой. Габриэль согнулся пополам в жутком приступе. При одном воспоминании нещадно выкручивало пустые кишки. Агате, еще живой, вспороли живот мачете.

Едкий черный дым пожарищ вышиб слезы. Нет, это был не дым. Габриэль вытер глаза грязным рукавом, поднял голову к небу и закричал. Его крик, будто вопль смертельно раненного животного, пропорол воздух. Габриэль кричал не останавливаясь, ледяные слезы разъедали глаза, пересохшее горло обжигала боль. Он видел все, сидя перед мониторами, куда были выведены картинки со всех камер слежения президентского дворца. Агата подозревала измену. Как личный секретарь, Габриэль единственный имел доступ за потайную бронированную дверь в ее кабинете. В тот день он с утра сидел в крохотной комнатке без окон, отбирая документы, подлежащие уничтожению.

Эта картина никогда не изгладится из памяти, лимонное платье Агаты обагрилось кровью, острое лезвие вошло ниже ребер, надвое рассекая живот. Перед тем как упасть, беременная женщина сложила руки на животе, словно последним усилием оберегая чудо, спрятанное внутри. Будущее нации, крошечный ребенок, в чьих жилах смешалась кровь двух противоборствующих племен. Густая кровь обагрила руки, брызнула на письменный стол. Агата сползла вниз, оставляя после себя кровавый след. Поврежденные внутренности хлынули наружу, пачкая темной кровью красивую шкуру леопарда, подаренную премьеру послом Намибии.

Кучка вооруженных людей, хищников, раздразненных запахом крови, последовала дальше. Таким же зверским способом были убиты еще пять министров хуту.

— Мы не будем тратить патроны! — смеялись убийцы. — Они нам понадобятся для другого дела. Осталось еще слишком много тутси. Смерть придет к вам от презренного крестьянского оружия. Перед мачете все равны.

Действительно ли все убитые были приверженцами тутси? Неизвестно. Понятно лишь одно: они были влиятельными людьми, сумевшими провернуть выборы и встать во главе государства. А самое главное, они могли оказаться слишком опасными для закусившего удила «поборника прав большинства».

Габриэль уронил голову на грудь.

Все это уже ровным счетом не имело никакого значения. По радио гремели шовинистические лозунги, и каждый тутси, оказавшийся в пределах досягаемости, был в опасности. Выбравшись из дворца по потайному ходу, так Агате и не понадобившемуся, Габриэль тенью ходил между ранеными, но опасность бежала от него прочь, словно он превратился в невидимку. Лоскутьями, сделанными из рубашки, он перевязал руку мальчишке, а ремнем стянул хлещущую кровью рану на чьей-то руке. Он несколько раз проваливался в забытье, и, возможно, потому остался жив.