Читать книгу "Откровение огня - Алла Авилова"

— Мне это неинтересно, — отвечала она со своей приятной улыбкой.

— Что тебе интересно — ежедневная рутина?

— Я ничего не имею против нее. Я сама ее создала, она такая, как мне нужно. Мне совершенно ни к чему другая точка на глобусе.

— Скажи тогда, есть ли что-то, что тебе хочется — помимо рутины?

— Извини, я не вижу смысла в этом разговоре.

И разговор был окончен.

Было глупо беспокоиться за Сандру. У нее был другой набор качеств, и с ним она прекрасно переносила ограничения, была хорошей матерью и отличным физиотерапевтом. Я думаю, наша отдельная жизнь рядом друг с другом и деловое распределение родительских обязанностей ее вполне устраивали, иначе бы она изменила положение вещей.

Сандре можно было верить, она не знала страстей. И не вызывала их. Она привлекала других, как привлекает скамейка под деревом в жаркий день. С ней было легко, о ней было легко вспоминать. Легко было и перестать о ней вспоминать.

* * *

Под утро Надя разбудила меня.

— Здесь, неподалеку, кто-то ходит, слышишь?

Со стороны реки раздавались голоса. На часах еще не было пяти.

— Наверное, это рыбаки, — сказал я.

— А что, если нам сняться прямо сейчас, пока еще темно? — предложила Надя. — Будет лучше, если рыбаки тебя не увидят.

— Я же эстонец, — напомнил я.

— Все равно рискованно. Лучше исчезнуть отсюда, пока не рассвело. К тому же рассвет на дороге — это красиво.

Ее голос звучал резко.

— Ты спала?

— Не могла, — ответила Надя смеясь. — Ни сна, ни похмелья.

В отличие от нее, похмелье у меня было двойным, и то, что вызвала водка, было не самым тягостным. Я представил себя с Надей за завтраком у реки, во всей двусмысленности наших теперешних отношений, и мне стало совсем не по себе. Отправиться прямо сейчас на станцию, не дожидаясь первого автобуса, было не такой уж плохой идеей.

Идти предстояло часа два. Я был благодарен Наде: она вела себя, словно сегодня ночью ничего не произошло. Или словно наша близость ничего не изменила. Правда, появилась одна новая деталь: «Откровение огня» она теперь называла «нашей рукописью». О «нашей рукописи» она в основном и говорила по дороге на станцию. Где-то на подходе к ней Надя сказала:

— Чем больше я втягиваюсь в эту историю, тем больше она меня захватывает. Словно это мое собственное прошлое. Да так это и есть. В конце кенергийской цепи — я сама. А кто передо мной, знаешь?

— Аполлония, конечно.

— Нет, ты. Аполлония — перед тобой.

— О! — машинально отозвался я. Надиным словам я не придал значения. То, что последовало потом, можно назвать сумасшедшей игрой воображения. Только что я шел по дороге, в холодном рассудке, — и вдруг произошел какой-то сдвиг сознания. Одно за одним на меня стали наплывать видения. Они были связаны с «Откровением огня» и менялись произвольно, при этом одни из них длились мгновения, другие — дольше. Сначала я увидел себя в Захарьиной пустыни. Я переходил там с одного места на другое — от ворот к трапезной, из поварни к келье Демьяна, от домика Константина к закутку Михаила. Время теперь не имело протяженности, и отдаленные друг от друга годами монахи оказались вместе. Лица, голоса, здания, деревья казались мне знакомыми, и я чувствовал себя в Захарьиной пустыни как дома.

С тем же чувством я сидел потом на вечеринке студентов Московского университета и наблюдал за танцующими. Костюмы и платья походили на те, что я видел на фотографиях моих родителей времен их молодости. Я знал этих ребят, и они знали меня. Под конец мы играли всей компанией в «бутылочку». Рядом со мной сидел щуплый, тихий паренек. Я увидел, как загорелась его щека, когда его целовала рослая черноглазая девушка.

— Что с тобой? — достиг моего сознания голос Нади. Я ее не услышал бы, если бы она не дернула меня за рукав. Наверное, я и внешне выглядел ненормальным: Надя не отводила от меня недоуменный взгляд.

— Не выспался, — отговорился я.

В поезде я спал. Снов я не видел — пробыл несколько часов в черной дыре. Надя разбудила меня, когда мы въезжали на Павелецкий вокзал Москвы.

— Как ты себя чувствуешь? — озадаченно спросила она.

— Честно говоря, хреново, — признался я ей и предложил подвезти ее до дома. Мои «жигули» стояли рядом с вокзальной площадью.

— Спасибо, я на метро. Мне так удобнее, — поспешно отказалась она и еще торопливее спросила: — У тебя будет время в ближайшие дни заняться нашим делом?

«Наша рукопись», «наше дело» — здесь явно намечалась тенденция роста.

— Что ты имеешь в виду?

— Я хочу заняться детьми Аполлонии, Олей и Аликом, — отвечала Надя. — Странные дети, между прочим. Я слышала от Кареева, племянника Аполлонии Максимовны, что они вдруг все бросили и уехали из Москвы. Официально считается, что Оля и Алик пропали без вести. Аполлония Максимовна относилась к ним как к живым, а вот Кареев уверен, что их давно нет на свете. Кареевы и Линниковы, между прочим, в тридцатые годы жили в Москве в одной коммунальной квартире. На похоронах Аполлонии мне поговорить с ее племянником как следует не удалось, и я собираюсь встретиться с ним еще раз. Слушай, а что, если нам сходить к Карееву вместе, как ты на это смотришь? Я позвоню ему прямо сегодня и постараюсь договориться о встрече на завтра.

Я почувствовал себя еще паршивее: эта ночь вызвала у Нади ожидания, которые я не мог оправдать.

— Я не думаю, что это имеет смысл, — сказал я. — К тому же меня ждет диссертация — я и так уже выбился из схемы.

— Ты собираешься в ближайшие дни в университет? — спросила тогда она.

Я планировал в начале недели заехать на филфак к Глебову. Узнав об этом, Надя оживилась.

— В АКИПе до сих пор хранится анкета Ольги Линниковой, и там указано, что она проучилась год на филфаке. Может быть, остался кто-то из преподавателей, кто ее помнит? Ты не мог бы осторожно навести справки?

— Довольно странно: голландец вдруг интересуется какой-то студенткой МГУ тридцатых годов, — заметил я.

— Не тридцатых, а сороковых. Оля поступила в МГУ в сорок восьмом году. В сорок девятом она уже бросила университет и работала в АКИПе. А причина для расспросов может быть, например, такая…

Тут Надя запнулась и беспомощно попросила:

— Может, ты сам что-нибудь придумаешь?

Я не выдержал ее просящего взгляда и неопределенно пообещал.

— Послезавтра вечером, часов в девять, я к тебе зайду, можно? Расскажу тогда, что узнаю у Кареева, — объявила Надя и, прощально махнув рукой, пошла к метро.

Стоило мне расстаться с Надей и отправиться к своей машине, как Москва исчезла из моего поля зрения. Я увидел катившуюся назад полосу темного леса — я опять ехал в поезде. Недостававшая мне только что энергия вновь наполнила меня. Я стоял в тамбуре у наполовину застекленной двери. Через час должен быть Омск. Я развернулся посмотреть, что мы проезжали с другой стороны. И там катилась тайга.