Читать книгу "Вызовите акушерку - Дженнифер Уорф"

– Я больше не идти. Вы идти кругом назад, видеть? Я больше не ответить.

В тусклом свете комнаты миссис Дженкинс к нам вышел, мяукая, кот. Залетая в дыру на крыше, ветер издавал причудливые звуки. Миссис Дженкинс сидела, съежившись, в своём кресле, точно так же, как утром.

Сестра Евангелина позвала её по имени. Никакого ответа. Я начала чувствовать, как справедливость восстанавливается, – теперь-то она поймёт, что я не преувеличивала.

Сестра подошла к креслу и ласково проговорила:

– Давай, мамаша. Так дело не пойдёт. Доктор говорит, что-то с твоим моторчиком. Не верь ни единому слову. С твоим сердцем всё хорошо, как и с моим, но мы должны тебя осмотреть. Никто тебя не обидит.

Кучка тряпья в кресле не двигалась. Сестра наклонилась вперёд, чтобы проверить пульс. Рука моментально отдёрнулась. Я была в восторге. «Посмотрим, как справится Сестра-Всезнайка», – подумала я.

– Здесь холодно. У тебя есть печка?

Никакого ответа.

– И темно. Как насчёт света?

Никакого ответа.

– Когда ты впервые почувствовала себя плохо?

Никакого ответа.

– Сейчас тебе немного получше?

Снова полная тишина.

Меня прямо-таки распирало от самодовольства: сестра Евангелина тоже не смогла осмотреть пациентку. Что же дальше?

То, что в действительности произошло дальше, было совершенно неожиданным, и даже сейчас, пятьдесят лет спустя, я заливаюсь краской, вспоминая об этом.

Сестра Евангелина пробурчала:

– Вот надоедливая старуха! Посмотрим, что ты на это скажешь…

Она стала медленно наклоняться над миссис Дженкинс и, сгибаясь, издала самый грандиозный пук на свете. Газы всё громыхали и громыхали, и, когда я думала, что они уже стихли, звук возобновлялся с новой силой, на тон выше. Никогда в своей жизни я не испытывала подобного потрясения.

Миссис Дженкинс выпрямилась в своём кресле. А сестра Евангелина крикнула:

– Куда он полетел, сестра? Не дай ему выйти наружу. Он там, у двери, – лови! А теперь у окна – держи его, быстро.

Из кресла раздался гортанный смешок.

– Вот так-то лучше, – радостно заявила сестра Евангелина. – Нет ничего лучше хорошего пука, чтобы прочистить организм. Чувствуешь себя лет на десять моложе, да, мамаша Дженкинс?

Кучка тряпья дрогнула, и гортанный смех перешёл в заливистый. Миссис Дженкинс, от которой не слышали ничего, кроме навязчивых вопросов о детях, хохотала так, что слёзы побежали по её лицу.

– Быстро! Под стулом! Кот его сцапал. Отыми, а то захворает.

Сестра Евангелина присела возле миссис Дженкинс, и обе старухи (сестра Иви ведь тоже была уже не девочкой) принялись хохотать над пуканием и попами, какашками, вонью и мусором, травя байки, правдивые или придуманные, не могу сказать. Я была глубоко потрясена. Я знала, что сестра Иви может быть грубоватой, но понятия не имела, что она обладала таким обширным и разнообразным репертуаром.

Наблюдая за ними, я отступила в угол. Они выглядели, как старухи с картины Брейгеля, одна – в лохмотьях, другая – в монашеском одеянии, хохочущие бесстыдно, но по-детски счастливо. Я в этом не участвовала, так что успела о многом подумать – и не в последнюю очередь о том, как, скажите на милость, сестре Евангелине удалось в нужный момент столь впечатляюще пустить газы. Она могла управлять этим процессом? Я знала об исполнителе из увековеченного Тулуз-Лотреком «Комеди Франсез», который развлекал парижскую публику 1880-х богатым разнообразием звуков, исходящих из его зада, но никогда не слышала, а уж тем более не встречала никого, кто бы на самом деле обладал такими способностями. Была ли сестра Евангелина одарена от природы или приобрела навык за счет многих часов тренировок? Мой мозг с удовольствием задержался на этой мысли. Это её коронный номер? Я представила подобное выступление в стенах монастыря, скажем, на Рождество или Пасху. Изумились бы мать-настоятельница и сёстры во Христе такому уникальному таланту?

Старушки выглядели такими невинно-счастливыми, что моё первоначальное неодобрение казалось жестоким и низменным. А что в этом, собственно, такого? Все дети без конца смеются над попами и пуками. Произведения Чосера, Рабле, Филдинга и многих других полны туалетного юмора.

Вне всякого сомнения, сестра Евангелина действовала блестяще. Мастерски. Утверждение, что от выпущенных газов атмосфера в комнате улучшилась, противоречит формальной логике, но жизнь полна противоречий. С той минуты миссис Дженкинс больше нас не боялась. Мы могли осматривать её, лечить и даже разговаривать. А я смогла узнать её трагическую историю.

Рози

– Рози? Эт' ты, Рози?

Старая дама подняла голову и крикнула, когда в передней хлопнула дверь. В коридоре слышались шаги, но Рози в комнату не входила.

Жилищные условия миссис Дженкинс улучшились довольно быстро. Вызванная доктором Служба социальной помощи провела некоторую уборку. Старое кресло убрали – там оказалось полно блох – и принесли другое, безвозмездно. Кроме того, в комнате появилась кровать, правда, спали на ней только кошки. Миссис Дженкинс так привыкла спать в кресле, что и слышать ни о какой кровати не хотела. Сестра Евангелина с кривой усмешкой заявила, что новое правительство, должно быть, имеет больше денег, чем здравого смысла, если оказывает социальную помощь кошкам.

Наиболее впечатляющим изменением была починка крыши, которой сестра Евангелина добилась, сразившись один на один с домовладельцем. Я была с ней, когда она начала взбираться по ветхой лестнице на третий этаж. Я бы не удивилась, если бы ступеньки обрушились под немалым весом сестры, о чём её и предупредила, но она лишь смерила меня взглядом и устремилась наверх – внушать домовладельцу страх Божий.

Сестра Евангелина несколько раз сурово стукнула в дверь. Та приоткрылась, и я услышала:

– Что хотеть?

Она потребовала, чтобы он вышел и поговорил с ней.

– Идти прочь.

– Нет. Если я уйду, то вернусь с полицией. Выходите сейчас же и поговорите со мной.

Я слышала слова «позор», «уголовное преследование», «тюрьма» и плаксивые оправдания, ссылавшиеся на нищету и неграмотность, но в конечном итоге дыра в крыше всё-таки была заделана толстым брезентом, придавленным кирпичами. Миссис Дженкинс была в восторге и всё ухмылялась и хихикала с сестрой Иви, когда они сидели за чашкой крепкого сладкого чая с куском домашнего торта миссис Би, который сестра неизменно приносила с собой, навещая миссис Дженкинс.

Может показаться, что заделывать дыру брезентом несерьёзно, но ничего лучше и прочнее просто не было. Здание предназначалось под снос, но из-за острой нехватки жилья после бомбардировок Лондона в годы Второй мировой в нём всё ещё обитали люди, радуясь хоть какой крыше над головой.