Читать книгу "Видео Унтерменшн - Александр Селин"

– Елена, моя Елена, ну зачем тебе баллотироуаться у президенты? Меня же у родном хуторе засмеют, арзамасские друзья издеуаться будут.

– А что тебе хутор и арзамасские друзья? Ты в Москве живешь, проснись. На телевидении работаешь, какие друзья?

– А как же родня?

– Достал ты меня своей родней, своим вонючим джигинским выводком. Тому помоги, этого трудоустрой…

– Так я же сам им помо’аю.

– Что значит сам? Твои деньги – это мои деньги. А твое время – это мое время, особенно теперь.

Афанасьеу вспотел от счастья. «Твои – мои! Твое – мое! Это значит – наше! Мы вместе! Мы – неразлучные муж и жена!»

– Спасибо, моя Елена! Спасибо! А что означают слоуа: «особенно теперь»?

– А то, что третье тысячелетие на носу. А то, что нас пригласили на корпоративный отдых, на ту самую базу у Селигера. А то, что есть шанс проявить себя. Каждый комплимент или правильная услуга может обернуться ступенькой для восхождения.

– Еще один перепляс при’отовить?

– Нет. Пляжные костюмы с подогревом приготовь! И себе, и мне. Где хочешь доставай. Завтра же. Вранович и Гендель уже подсуетились, смекалистые твари…

– А если Леснер не разрешит костюмы с подо’реуом?

– Если не разрешит, голым поплывешь! Стойкость и толерантность. Работаем не где-нибудь, а в «Видео Унтерменшн»!

Пик активности у обоих пришелся как раз на слово «Видео Унтерменшн». Оба вскрикнули, потом замолчали. А через несколько минут сидели в халатах. Афанасьеу курил и рассматривал открытки с приглашениями. Его жена наворачивала яблочный штрудель.

– У Апокова, говорят, фаворитка сменилась, – возобновила разговор Елена.

– Знаю. Румянцеуа опять сменила Икуину.

– Устаревшие данные. Два часа назад мне по телефону сказали, что Апоков повысил Катю Гендель.

– Ну и что из то’о?

– Как что из того?! Это надо знать! Руку на пульсе! Говорят, Румянцева не выполнила какое-то важное поручение Александра Завеновича. Девочки слышали, как он орал на нее, несмотря на свою известную сдержаность. Румянцева вышла из кабинета бледная, как простыня. А он ей вслед прокричал: «Тебе дается последний шанс!»

– А ‘ендель за что поуысил?

– А Гендель наоборот… Хитрая сучка… Составила полную родословную Александра Завеновича. И, представляешь, доказала, что его род происходит от киевского князя Владимира Красно Солнышко.

– Такая ‘рубая лесть…

– Грубая не грубая, а вот Александру Завеновичу понравилось. Вот как работать надо! Работать, а не к Гусину ревновать… Эх, Гендель, Гендель, хитрая сучка.

– Что-то не уерится… Каким манером она смо’ла это доказать?

– В принципе совсем не трудно было доказать. У князя Владимира, как мне сказали, было восемьсот жен. Представляешь, сколько родовых веток понасочинять можно было… И эта Гендель, эта сучка в ондатровой шкуре, очень правдоподобную историю нарыла. Признанных сыновей у Владимира было двенадцать, именно им он отдал на княжение свои города. Старшего, Вышеслава, посадил, кажется, в Новгороде, Изяславу отдал Полоцк, Святополку отошел Туров… Дальше я не запомнила, что у него были за сыновья… Но младшего, двенадцатого, звали Позвизд.

– Как-как?

– Позвизд. Ни в одном историческом справочнике якобы не указывается, какая из Владимировых жен его родила и какую волость отец отдал ему в княжение. Ну так вот… Эта ондатра наняла каких-то историков и сфабриковала материал с «доказательствами», что, дескать, Позвизду отдали какой-то армянский надел. Князь Владимир в своей жизни успел повоевать и с армянами. Отхомячил у них кусок земли и отдал ее Позвизду. Вот… Эта вонючая крыса убедила Апокова, что он не кто иной, как прямой потомок Позвизда, а значит, и Владимира Красно Солнышко… Даже стихи написала для эпиграфа к своему трактату.

Солнышко ты Красное наше!

Свети ярче, Саша!

Апокову понравилось…

– И что теперь?

– Что – что, ничего! Время попусту теряешь, вот чего! Помнишь свою родословную? Ты как гордился…

– Родослоуную? Помню… Слегка. Знаю, что род наш тянется от Боканоу. Осталось упоминание с середины деуятнадцатого уека. И от них уже пошла наша уетуь.

– Что это за Боканы? Почему их так называли?

– Боканы, потому что крутые были, ‘ероические, усех «мочили».

– Не вижу связи. Почему если Боканы, то обязательно крутые? Хотя черт с ними! Крутые так крутые. Давай действуй. Найди историков и докажи Апокову, что твои предки Боканы находились в самом тесном приближении к князю Владимиру Красно Солнышко от самых корешков. Понял? Фу-уф! Надоело за тебя думать.

Елена доела яблочный штрудель и пошла в ванную.

Глава 19

Позвизд

– Уж ты мой маленький! Уж ты мой чернявенький, кучерявенький молчунишко! И ведь на самом деле молчунишко. Иные дети орут, жилы надрывают, а этот молчунишко. Молчит да ласкается. Люб ты мне за это. Да и ни на кого из своих братьев не похож. Все либо русые, либо белесые, а у этого волосенки чернявые как смоль, и вьются. В кого ты такой? Эй, Малаша! – князь окликнул няньку, что стояла возле дверей, не смея приблизиться. – Правда, что от меня этот голопуз народился? Следили за матерью? Не подгуляла ли? Небось, за восемью сотнями баб трудно усмотреть?

– Как можно, княже… – поклонилась нянька. – Глаз не смыкали ни дня, ни ночи.

– А как я нарек голопуза? Напомни.

– Позвизд, княже.

– Как, как?

– Позвизд, княже, – смутилась нянька – Сами таким именем и нарекли.

– Надо же, Позвизд, – задумался князь. – Видать, здорово я погулял с Путятой после крещения Новгорода… Ну что же, Позвизд так Позвизд. Дважды имени не дают. Вот что я скажу… Люб он мне… Быть ему князем!

На этих словах Малаша вскрикнула. Всплеснула руками и упала ниц.

– Эй, Бокан! – князь толкнул лежащего возле ног скомороха. – А ну, весели мальца! Весели, потешай будущего князя!

Маленький кривоногий скоморох, лупоглазый, с большой головой и смешными, торчащими, как кабанья щетина, усами тут же вскочил, высоко подпрыгнул и пошел вприсядку, ударяя в бубен, обвешанный еловыми шишками.

Щука плавала в пруду,

Люли-люленьки ду-ду!

А Прасковья выходиша,

Щуку за хвост изловиша…

– Смышлен ты, Бокан, – улыбнулся князь, играясь с сынишкой. – Что ни день, то новые «люльки» от тебя слышу. Сам «люльки» слагаешь или подслушиваешь где?

– Сам, княже, – соврал скоморох, который каждую ночь дежурил под окнами женского терема. – Сам выдумываю. Ради тебя и твоих отпрысков выдумываю, ночами не сплю.

Вот прошелся в переплясе несколько раз вокруг княжеского стола, напевая «люльки» и постукивая шишками, потом выпрямился и, якобы нечаянно поскользнувшись, со всего размаху грохнулся на пол, вызвав при этом не только раскатистый хохот Владимира но и смех маленького Позвизда, которого князь по-прежнему держал на руках.