Читать книгу "Право писать. Приглашение и приобщение к писательской жизни - Джулия Кэмерон"

Записывая «только факты», вы неизбежно пробуждаете чувства, а также озарения и понимание взаимосвязей. Но главное вот что: вы начнете ценить вехи собственной жизни и восхищаться ими. Некоторые воспоминания и люди потребуют от вас более глубоко описания, чем позволяет данный формат. Эти люди и случаи служат прекрасной основой для «чаш». Чаши – основной вид писательской работы на третьем месяце курса.

Термин «чаша», как я уже говорила, позаимствован из золотодобычи – это инструмент для отделения золотой руды от порожняка. Именно этим я и прошу заняться своих учеников. Вернуться к Истории жизни и «зачерпнуть» чашу времени, описывая определенное воспоминание, случай, человека или тему. Чаши обычно бывают объемом в несколько тысяч слов, три-пять печатных страниц, в них много подробностей и чувственных воспоминаний. Это идеальные заготовки для последующих пьес, сценариев, рассказов и даже романов.

– Мне кажется, невозможно практиковать утренние страницы и при этом не начать писать, – говорит Дэниэл, начавший с утренних страниц и продолживший несколькими сценариями и двумя романами.

– По-моему, написать «историю жизни» и не полюбить при этом самого себя и свой материал просто не выйдет, – говорит Эвелин, актриса, подавшаяся в писатели благодаря именно Истории жизни.

– Из своих чаш я почерпнул уже шесть разных проектов, – рассказывает Тео, молодой драматург и независимый режиссер.

Мои книги «Путь художника» и «Золотая жила» подробно описывают эти практики и помогают начать их применять. Хотя, конечно, важно не описание, а предписание. Того, о чем я рассказала здесь, уже вполне достаточно, чтобы воодушевить новичка и вернуть вдохновение более опытному писателю. Хитрость в том, чтобы сделать эту практику обязательной и просто ее выполнять. Именно это имел в виду Ретке, когда говорил: «И лишь пустившись в путь, возможно, я пойму, куда же, наконец, идти мне надо». А надо нам домой, на бумагу, а путь туда – методы, описанные в этой главе.

Способ приобщения

Позвоните другу и назначьте часовое «писательское свидание». Являйтесь на свидание с самой удобной ручкой и чистой линованной тетрадью[62], лучше всего формата А4. Устройтесь поудобнее напротив друга, руку – к бумаге, начните писать Историю жизни.

Историю жизни лучше всего писать пятилетними периодами и уделять внимание самым значительным – для вас лично – людям и событиям. Цель этого упражнения – дать вам возможность посмотреть на свою жизнь с собственной точки зрения. Это значит, что для вас может быть важным что-то совсем другое, чем принято упоминать в официальной семейной версии. Например, в семье обычно говорят «А потом мы переехали в прекрасный загородный дом». Работая над этим заданием, вы можете внезапно осознать, что не хотели переезжать и терпеть не могли тот дом.

У Истории жизни множество достоинств. Она помогает отвоевать самоопределение и автономию. Ученики часто находят такие связи, которые не замечали в течение многих лет психотерапевтических бесед. Многие с радостью находят, что в их жизни много интересного материала. Страхи не быть «самобытным» отступают: оказывается, что само по себе бытие содержит богатый и сильный материал. Как говорила преподаватель писательского мастерства Кэрол Блай, эта методика помогает ученикам выйти за пределы вызубренной, «законсервированной» версии самих себя и обрести подлинный голос. Пишите свою Историю жизни по часу за раз.

Я настоятельно рекомендую выполнять это задание в паре. Расскажите друзьям о своих планах, звоните им, когда нуждаетесь в поддержке, планируйте писательские свидания, чтобы пройти забег до конца.

Глава 43

Право писать

Вчера ко мне на ужин приходил один Великий Писатель. Он был среди двенадцати гостей, приглашенных на жареную курицу с кукурузной начинкой, салат, булочки и домашние пироги – клубничный, персиковый и вишневый. Беседа перемещалась по столу, как корзинка с булочками, каждый по очереди брал слово, каждый чем-то делился – пока Великий Писатель не заговорил о писательстве.

– Сейчас слишком много народу взялось писать, – ворчал он. – Слишком многие хотят называться писателями. Я ради этого жил без отопления. Я страдал…

Я вежливо кивнула, намереваясь не вмешиваться. Слыхала я этот монолог. Мне были знакомы и эти «тараканы», и вся история голодающего художника – в которой, ко всему прочему, не прозвучало ни слова о жене, чтобы никто не усомнился: он со всем справился без всякой поддержки, сопереживания и радости. Я не собиралась проглатывать эту наживку. Остальные гости знали, что мое мнение сильно отличается, и то и дело многозначительно поглядывали на меня. Сойдет ли ему с рук такой снобизм? (Курицу распирало от вкуснейшей начинки, а его – от напыщенности.)

– Какое отношение страдание имеет к искусству? Причем здесь отопление? – наконец не выдержала моя дочь. Великий Писатель пропустил ее реплику мимо ушей.

– Я страдал, – продолжал он. – Я боролся, чтобы стать писателем. В мое время было именно так, выживали сильнейшие.

Гости затихли. Многие из них любили писать, но не один из них не был таким известным, как брюзга, захвативший микрофон.

Великий Писатель продолжал:

– Я не против, если кто-то пишет для самовыражения, но они не должны называть себя писателями, а свою мазню творчеством. Они не настоящие писатели. А ты, Джулия, с этой своей книгой [ «Путь художника»]… Мне все равно, пусть ее хоть четыре миллиона купят. Ею только мебель подпирать. Не нужно всем людям писать. Из-за всего этого сора в эфире хорошим писателям труднее издаваться. Писать – это не для любителей.

Ну теперь он попал.

– Мне обидно это слышать, – сказала я. – Обидно за себя и за всех остальных. Я верю, что люди имеют право писать. Писатели – не лосось, и выживают не только сильнейшие и даровитейшие. Я знаю – из своего же преподавательского опыта – что некоторые прекраснейшие голоса заглушаются зря. Обычно это жестокий учитель или родитель, какой-нибудь неприятный случай, досадное происшествие, связанное с их творчеством. И моя цель – помочь возродить эти голоса. Некоторым моим ученикам далеко за пятьдесят, они всегда хотели писать – и когда все же начинают, они пишут, как ангелы. У всех нас есть право писать.

Великий Писатель искоса смотрел на меня:

– Так что мне теперь делать? Уйти?

– Перестань быть таким ____________________ со мной, да еще и за моим столом, – сказала я. – Лучше отведай пирога.

– Нет, спасибо.

Обиженный, он удалился в гостиную дуться, пока все остальные заканчивали ужинать. Когда настал черед кофе, молодая художница присела рядом с ним. Он снова начал разглагольствовать.

– Я говорю своим студентам: Джойс был великим писателем. Ему бы я поставил «пять». А все вы заслуживаете в лучшем случае пятерку с минусом, пока не покажете мне что-то лучшее, чем Джойс, – вещал он.