Читать книгу "Соска - Олег Журавлев"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Неужели он в состоянии выстрелить в себя самого? — подумал я. — Разумеется, нет! А жаль, было бы забавно…
Я вспомнил и это, выйдя из комы. Вспомнил про то, о чем думал. Но тогда, в пустом туалете аэропорта среди распахнутых кабинок и гостеприимно распахнутых пастей писсуаров, я вдруг понял, что я могу в любой момент прекратить все это — достаточно снять очки.
Он, наконец, выдернул свой пистолет, неумело взвел затвор и направил на меня черную дырочку, сулящую бесконечность.
Я так и сделал — снял очки и шляпу. Его как будто пронзило током. Но вместо того чтобы броситься мне на шею, он нажал на курок. Я увидел это трижды: своими глазами, его глазами и как бы камерой, которая снимала палец на спусковом крючке крупным планом. Впрочем, как только я вспомнил, что этого не может быть: у нас с ним как раз на этом пальце нет последней фаланги, — раздался звук выстрела.
Меня обожгло болью, но не в груди, куда он метил, а в голове, и я вышел из комы, впервые не увидев светлой точки.
Это и было чудом. Я впервые вспомнил про то, что видел в коме.
Я бросился рассказывать Хабибуллину, а тот — возбужденно записывать. Чем больше я рассказывал, тем больше вспоминал. Моя жизнь по ту сторону комы уверенно развернулась, как китайский цветок в чае. Хабибуллин ликовал, хлопал в ладоши. Мне вспомнилось многое другое, из прошлых погружений. Все эти рассказы, что я писал, про соску, про слонов, про водородную бомбу и исчезновения, про то, как я появляюсь из будущего и помогаю сам себе в прошлом, будто ангел-хранитель самого себя… все они были там, я просто не мог их вспомнить и сочинял заново перед пустым листом бумаги. А может, и наоборот, я сочинял рассказы, а потом проживал их, погрузившись в кому, — какая, к черту, разница?
— Есть только одна неувязочка, — сказал вдруг Хабибуллин, и ручка выпала из его пальцев. — Если Канада — выдумка, авиакатастрофа — выдумка, то и твоя кома — выдумка? А как кома может быть выдумкой, если как раз посредством комы ты все это и выдумываешь? Получается вода в сосуде и сосуд в воде одновременно. И потом, если кома — часть твоего рассказа, то как же быть со мной?
Часть моего последнего рассказа, должен был бы он сказать.
Очередная кома не приходила. Я безнадежно прождал ее больше месяца.
Как оказалось, я стал зависимым от своих провалов, как наркоман. Мне не терпелось окунуться в ту жизнь, тем более сейчас, когда я научился вспоминать. Я хватался за перо, как наркоман за шприц, но знакомое возбуждение не овладевало мной. Чем больше я хотел комы, тем настырнее она не приходила. У меня начались настоящие ломки. Последний рассказ, вот этот самый, оставался незаконченным. Видимо, все-таки зря я выстрелил сам в себя там, в туалете международного аэропорта.
В один из дней я сидел на диване и все еще надеялся на долгожданный «нырок», а он не приходил. Вдруг я начал биться головой о стену, а затем — в бешенстве жечь свои рукописи.
Занялся пожар. Спасаясь от огня, я вылез на балкон. Языки вырывались наружу и хватали меня. Я почему-то не кричал, а смотрел на происходящее в молчаливом ужасе. Дыма тоже не было, горело сухо. Мне вдруг показалось, что как раз сейчас я переживаю все это, находясь в коме.
Громко лопнули стекла. Запузырился лак на поручнях. На балконе больше невозможно было оставаться. Я решил дождаться, пока догорит, забравшись на карниз. Уцепившись за цинковую водосточную трубу, я сделал шаг. Труба очень легко отошла от стены, и мой шаг растянулся на пару метров. Я понял, что сейчас рухну с седьмого этажа, и улыбнулся, сжав трубу в объятиях, как любимую девушку. Но какие-то провода не дали ей отойти от стены дома, я скользнул вниз, как пожарник по тревоге, и влетел в распахнутое окно соседской квартиры, только этажом ниже.
Посреди комнаты, которая оказалась кухней, стоял испуганный долговязый очкарик в черных каучуковых перчатках и смотрел, как я лечу на него. Кухня была какая-то странная. Тех мгновений, что длился мой полет, мне хватило, чтобы удивиться: вместо кастрюль и банок с крупой кухню очкарика загромождали какие-то распотрошенные компьютеры, соединенные проводами. Посреди всего этого находился огромный эмалированный таз, над которым курилась дымка. Очкарик варил огромный борщ из компьютерных внутренностей. На мгновение я увидел за этой дымкой строящийся коттедж, выгоревшее небо и облачко, но только на мгновение — вслед за этим я нырнул в самую длинную кому, где и проживаю сейчас, друзья мои, вместе с вами мой последний рассказ.
— Все? — осведомился Полежаев, когда тишина чересчур затянулась.
— Так точно, все, — по-военному ответил Хабибуллин.
Он швырнул желтого бегемотика на пол и принялся исступленно давить каблуком, пока от игрушечного диктофона не осталась кучка пластмассовой трухи.
— Ну что ж…
Полежаев слез со своего кресла, прибегнув к помощи Вилены, которая услужливо подставила ему ручку.
— Тогда подытожим.
Полежаев приблизился к койке со Степаном, полы его плаща волочились по полу. Издатель пригнулся, попытавшись увидеть сквозь стекла черных очков.
— Идите-ка оба сюда! Получается, что мы выдуманные, а он настоящий. Он видит в своей коме сейчас вот это все: вас двоих, меня, себя на койке, бивни вот эти, диктофон, красную кнопку с черепом, — а мы видим его, так?
Хабибуллин и Вилена молча кивнули головой, причем Вилена посмотрела в пол, а Хабибуллин окинул взглядом приборы по сторонам у изголовья Степана, внимательно.
— Получается, кома — в рассказе, а рассказ — в коме. А при чем здесь тогда эта кнопка? Она же всего лишь часть рассказа, его конец, последний штришок. Он задумал, что мы на нее нажмем и на этом рассказ закончится, ну и ради бога! Мы как персонажи исчезнем, а он что — проснется? Нырнет в новый рассказ? Давайте нажмем. Я — за. По-любому он так задумал, смотрите: я — злой персонаж, одет в черное, этакий дьявол, хочу его убить. А вы — наоборот, в белом. — Полежаев фамильярно хлопнул врача по плечу. — Так что, ангелочек вы наш, приступим?
Хабибуллин посмотрел на наручные часы, раскрыл тетрадку с попугаем на обложке и что-то накарябал на последней странице.
— Распишитесь вот здесь.
Полежаев взял ручку и нехотя поставил размашистую роспись с витиеватой заглавной буквой.
— А теперь вы.
Вилена застенчиво накарябала нечто, напоминающее крестик.
— Гм… — Хабибуллин обвел присутствующих взглядом, и лицо его омрачилось. — Осталось выяснить: кто же нажмет на кнопку?
— Только не я! — быстро воскликнула Вилена, как будто только этого вопроса и дожидалась.
— Я тоже не буду. — Полежаев зябко поежился и зачем-то подул на свои наманикюренные ногти. — Вы доктор, это ваша работа, профессиональный долг. Без вопросов. Достаточно того, что мы расписались.
Хабибуллин подошел к щитку и соприкоснул подушечку указательного пальца с выпуклой поверхностью кнопки.
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Соска - Олег Журавлев», после закрытия браузера.