Читать книгу "Неземная девочка - Ирина Лобановская"

— Внимание! Приготовимся, соберемся, эскалатор запускается! — Он нажал включение. — Полный вперед! Господа, а вам для чего головы выданы? Чтобы думать! Вот и думайте, как правильно сходить с эскалатора, а не тащить сумки за собой! И полы пальто подберите. Проходим по левой стороночке! По левой, господа, не путайте! Вежливо проходим, не толкаемся.

И Нину впервые в жизни охватил страх толпы. Нина боялась людей, шарахалась от них в ужасе, в панике прижималась к углам.

— Толпа — это объединение всяких людей, и хороших тоже, но выражающая только слабость и жестокость человеческой природы, — не раз говаривал Борис. — И каждый настойчиво стремится выделиться из толпы. Кто чем может, даже хамством. Поэтому толпа почти всегда очень опасна, а одиночество все-таки лучше, чем дурная компания.

Какой-то мужик рядом с Ниной флегматично произнес:

— Вот, перестройка уже кончилась, а въехать в метро на лошади все еще нельзя!

И Нина вспомнила вдруг, вроде ни к селу ни к городу, одну из Борькиных любимых песен: «Ты их лепишь грубовато, ты их любишь маловато, ты одна и виновата, и никто не виноват…»

Филипп дать взаймы денег на выплату задатка, конечно, отказался.

— Нет у меня ничего, — сказал он. — Ремонт делал недавно, все подчистую снял с депозита. Только ты напрасно не веришь Игорю. Он не может обмануть. Кто там тебе что проверял… Глупости все это! Документы чистые. Можешь переезжать.

— Сволочь! Негодяй! Подонок! — закричала Марианна, узнав обо всем. — Олег тут прямо неистовствует. Мы дадим тебе денег! Сколько нужно? И не торопись возвращать! Отдашь, когда сумеешь.

— Я тоже могу дать, — сказала Дуся. — И я приеду к тебе, когда ты будешь передавать деньги риелтору покупателей. Я выясняла: при передаче денег обязательно нужны свидетели, а то потом еще скажут, что ты ничего не отдала.

— Но мне должны вернуть сам договор о задатке, — объяснила Нина.

— Одно другого не исключает, — монотонно отозвалась Дуся. — А Марьяшка уже звонила Фильке.

Звонок, конечно, был совершенно бесполезный.

— Белый, — мрачно сказала Марианна, — а ты, оказывается, законченный мерзавец. Да ты должен был Нинке не одолжить всю эту сумму, а просто дать эти деньги! Вы же ее обманули, нагрели! Ты — крупный рекламный деятель, у тебя свое агентство, а сколько ныне стоит реклама, знают все! И это у тебя нет денег?! Кому ты лапшу на уши вешаешь, подлюга?! Ты купил себе джип, когда ни у кого из твоих знакомых никаких машин нет и быть не может.

Филипп сразу накалился и озлобился:

— Не лезь не в свое дело!

— А почему это оно не мое?! — истерически завизжала Марианна. — Почему?! Оно как раз очень мое! Вот и Олег так считает. Он тут возле сидит и просит передать тебе, что ты сволочь!

— Спасибо за комплимент. А потому оно не твое, что не тебе рассуждать о высоких материях!

— Высоких материй нет. Материя — она всегда низкая! — безапелляционно объявила Марьяшка. — И никогда и ничто материальное не может изменить человека в лучшую сторону.

— Люби ближнего, как самого себя — но не больше! — проскрипел Беляникин.

— Опять кощунствуешь! Видно, еще мало тебя Господь наказал! — И Марианна с торжеством и чувством собственного торжества бросила трубку.

В назначенное для передачи денег утро Дуся и Марианна явились к Шуруповым спозаранку. Расстроенная Тамара Дмитриевна поила их чаем на кухне и выслушивала утешения. Подавленная, плохо соображающая Нина сидела с бабушкой.

— Не переживайте! — говорила Марианна. — Мы можем этот долг от вас ждать хоть год, хоть два! И даже больше. Тут радоваться надо, что вы отделались одними только деньгами. Могли бы по милости Беляникина оказаться вообще просто на улице и стать бомжами.

— А кто он такой, этот Филипп? — спросила Тамара Дмитриевна.

— О, очень уважаемый человек! — воскликнула Марьяшка, лопавшая уже третью розетку смородинового варенья. Аппетит у нее, несмотря на удивительную худобу, всегда был отменный. — Правда, сволочь редкостная… Тамара Дмитриевна засмеялась:

— Но вы ведь хорошо его знаете?

— Хорошо. С плохой стороны… Я тут читала одно интервью с Филькой, где он высказал уверенность, будто этические нормы невозможно формализовать.

— По-моему, здесь он прав, — заметила Тамара Дмитриевна.

Марианна махнула рукой:

— Чего там прав! Вы просто пока не знаете сути. Он заявил, что вводить запрет на показ в рекламе обнаженного тела глупо. Есть реклама, где этот прием не используется, но она часто намного более провокационная и сильнее шокирует. А законодательный запрет обнаженки в подобном случае станет ужасным тормозом. Поэтому рекламщикам требуется самоуправление. Ох, что тогда начнется! Даже представить трудно! Вот тогда и пойдут одни сплошные нюшки по всем каналам! Хотя задача самоуправления, по словам Фильки, — создание инструмента для будущего саморегулирования рекламного рынка. А все моральные границы будут определять там сами специалисты-рекламщики. В России сегодня все компетентные люди — это активные участники рынка, объявил Беляникин.

— А почему же тогда Нина…

— Да потому, что как раз она никогда ничего не знает! — возмущенно закричала Марианна. — Такая уж на свет уродилась.

Тамара Дмитриевна вновь улыбнулась и подвинула молчаливой Дусе печенье.

— Мы вам так благодарны… Нина плачет все время, себя казнит…

— Бедняга! — вздохнула Марьяшка. — Я вам расскажу, как Филька «забавно» себя ведет с родителями. Пришел больной, доживающий последние дни, худой, как скелет, трясущийся отец на кухню — показать мне, как гостье, фотографии их загородного дома. А Беляникин ему раздраженно и нетерпеливо: «Ну, показал? И все, Флегмонтыч, иди к себе в комнату, хватит уже здесь бродить!» Мать что-то ему сказала не так, а его величество Беляникин недоволен, что она его думы и уединение нарушила, и говорит нарочито демонстративно, холодно и с нескрываемым раздражением: «Ираида Ивановна, в чем дело-то?» Я этого наслушалась и думаю: «Ну вот можно ли себе представить, чтобы я, даже в шутку, назвала свою маму Натальей Игоревной? Даже если вдруг буду пьяна в стельку, у меня язык не повернется такое сказать!»

Тамара Дмитриевна вздохнула:

— Но как же Нина…

— Вы ее не ругайте, — вступилась внезапно Дуся. — Она очень хорошая.

— Да знаю я свою дочь! — махнула рукой Тамара Дмитриевна. — Улыбается такой жалкой улыбкой, как человек, несправедливо обиженный грубой жизнью…

Снулая Вероника, которая должна была приехать за деньгами, опаздывала. Игорь и Филипп просто исчезли. Все к лучшему, думала Нина. Иначе пришлось бы с ними разговаривать. А о чем, собственно?

Она начинала нервничать все сильнее, потому что Марианна отпросилась с работы, а Вероника не шла. Нина набрала номер ее мобильного.