Читать книгу "Нет имени тебе... - Елена Радецкая"

Муза была в возбужденном, даже агрессивном состоянии, все время талдычила, чтобы я принесла одежду, и мы поедем домой. Удалось ее унять только с помощью укола. Она заснула, а я пошла к тете Лёле.

Тетя Лёля действует на меня как валерианка. Она правильный, мужественный человек. Она не только не жалуется на судьбу, она благодарна, если случается хорошее, она радуется, она мечтает. Поразительная несправедливость: всю жизнь занималась испанским языком, переводила испанских поэтов и только на старости лет смогла первый раз попасть за границу, в Испанию. Говорит, счастлива была проехать по стране: от Барселоны до Гранады, увидеть пейзажи, города, Гвадалквивир! Говорит:

– Если бы в молодости кто сказал, что я буду встречать Новый год в Гранаде, в двух шагах от Альгамбры, я бы в лицо тому рассмеялась.

Вне дома тетя Лёля выглядит лучше и презентабельнее. Дом у нее запущен, окна не мыты с зимы и прочее разное, что бывает в квартирах старых людей. Сестра ползает, как призрак. Девочка с плоским косоглазым лицом, с приплюснутым коротким носом, большая, толстая и неуклюжая для своих тринадцати лет, короткими ручками с короткими пальчиками неловко, медленно и старательно моет посуду, потом так же сосредоточенно вытирает руки кухонным полотенцем, вешает его на крючок и стоит некоторое время у раковины, глядя в одну точку, словно обдумывает следующий шаг. Затем она садится рядом с бабушкой и приникает к ней, как это делают маленькие дети. Один глаз прижат к бабушкиному плечу, а другой смотрит на меня внимательно и застенчиво. И я спрашиваю: за что им это? Ответ готов: ни за что.

Тетя Лёля говорит:

– Я все время возвращаюсь мыслями к Гранаде. Мы прибыли туда незадолго до закрытия музеев и после экскурсии отправились в город, к собору с усыпальницей Фердинанда и Изабеллы, королевской четы, отправившей Колумба в экспедицию. Темнеет в декабре рано и внезапно. Еще светло, и вдруг – стемнело. Собор уже закрыли, а на площади, кроме мальчишек, жонглирующих огнями, и наших туристов, – никого. Меня торопили в гостиницу на встречу Нового года, а я смотрела на улочки, бегущие вниз от соборной площади и думала: я никогда не пройду по ним, не узнаю, как они выглядят, потому что утром мы тронемся в обратный путь. Ты спрашиваешь, о чем я мечтаю? Мечтаю вернуться в Гранаду, зайти в собор, спуститься по тем улочкам.

Тетя Лёля собирала на стол и велела мне не путаться под ногами. Я курила на балконе и рассматривала рисунки Кати, а она стояла рядом, положив свою короткую ручку мне на плечо. Я импульсивно обняла девочку и прижала к себе. Она не прильнула ко мне, как к бабушке, стояла спокойно, словно кукла. Как все это пережить?

Еще я рассматривала фотографии Гранады, мавританских садов и чертогов, поникшую печальную чайную розу на длинном стебле, другие города и книжку про архитектора Гауди, неистового фантазера, который понастроил черт-те какие дома и грандиозный собор. Домой возвращалась умиротворенная, успокоенная.

Послезавтра приедет Валька! Люша! Так называла ее Муза. Валюша – Люша.

Валька знает обо мне и моих родных все, она понимает, откуда ноги растут, откуда уши торчат, где какой скелет припрятан, ей ничего объяснять не надо, ведь мы вместе выросли, за одной партой сидели. Она знала, что Муза бросила моего отца, что временный мужчина был ей дороже дочери, что она дважды запихивала меня в «лесную школу», вместо того чтобы выхаживать больного ребенка самой, и прочее разное.

Валька вместе со мной негодовала, возмущалась Музой, она сопереживала мне и одновременно любила ее. И первое, и последнее очень для меня важно. Валька восхищалась внешностью Музы, ее нарядами, духами, легкостью характера, умением перешить платье и сделать из старья новье, из ничего приготовить праздничный ужин, и легкомыслие Музы называла легкостью характера. Ей нравилось, как она поет, как говорит и ведет себя, она балдела от россказней Музы о ее жизни, а особенно о детстве, многие из которых, как выяснялось впоследствии, были весьма фантастического свойства. В Валькином доме из книг была только поваренная, так что читать хорошие книги ее научила тоже Муза, она же отправляла нас в музеи, но главное, что Валька благодарно впитывала при общении с ней – женственность. Удивительно, что я шью и готовлю (жизнь заставила!), ведь все, чему можно было научиться от Музы, я отвергала. Я гордилась Музой, страдала, любила и ненавидела ее. Я не простила ей своего детства.

Валька утверждала, что Муза научила ее не унывать. Она, и правда, никогда не унывает, а если унывает, не признается. Это у меня главные качества – обижаться и жаловаться, у Вальки другой девиз. Замужем она была один раз и больше не собирается, хотя с мужем сохранила добрые отношения. И не просто добрые, при разводе он ей комнату оставил, а когда три года назад умерла Валькина мать, она продала свою и родительскую комнаты и купила квартиру.

Когда Валька узнала, что у нее не будет детей, она была в шоке, но ничего, справилась. Она утверждала, что единственным человеком, который ее образумил, была Муза. Она не ахала, не жалела, жилетку не предлагала, она посоветовала посмотреть по сторонам и сравнить Валькино несчастье с несчастьем матерей, которые получают сыновей в свинцовых гробах. Она велела спокойно принять то, что уготовано. А еще она сказала, что родить – не большая заслуга, и если Вальку начнут раздирать материнские инстинкты, пусть идет в детский дом и усыновит малютку.

Также Валька утверждала, что нашла поддержку у Музы, когда потеряла работу. Муза сказала: извлеки из этой потери пользу, ты же ненавидела свою работу, попробуй заняться тем, что тебе нравится. Очень возможно, что потеря работы – подарок, который преподнесла тебе судьба. Валька считает, что благодаря Музе обрела уверенность в себе. Она поступила лаборанткой в туристический колледж, а через несколько лет стала преподавать там математику, и это ей нравится.

Интересно, почему же Муза не вселила в меня уверенность и ничему не научила? Почему ее бесценные советы прошли мимо меня?

Наши с Музой подруги – тетя Лёля и Валька – похожи своим жизнелюбием. И кроме них, уже не осталось людей, которые бы знали и любили несчастную идиотку Музу.

9

Вечером звонок телефона. Женский голос спрашивает Музу Николаевну. Я напряглась. Нет ее, она в больнице, а кто ее спрашивает. Оказалось, Канунникова, которая написала статью о моей бабушке в большой роскошной книге «Русский авангард», составила буклетик к выставке в ЛОСХе и тиснула статейку в журнале «Искусство Ленинграда». Помню ли я ее? Разумеется, помню, а вот она меня – нет. Она общалась с Музой. Спрашивает, как мое имя. Мы с ней тезки.

Дело у Канунниковой такое: пишет о бабушке монографию, хочет встретиться, если не с Музой, то со мной. Ее интересует архив: фотографии, письма и, конечно, картины и графика, какие есть у нас дома, чтобы фотографировать их, сканировать и пр., пр. Я сказала, что картин осталось мало, все остальное надо искать, и сейчас наша встреча невозможна, потому что я каждый день в больнице. Она уговаривала меня, настаивала, она, видите ли, через месяц уезжает в Лондон. Там она будет работать. Ё-к-л-м-н! Для этого нужно ехать в Лондон?