Читать книгу "Порою блажь великая - Кен Кизи"

Они смотрят, как канат подползает ближе.

— Вот, когда конец там, где надо, дерни два раза. — Гудок свистит дважды. Канат замирает. Чокерный трос содрогается на весу, будто в омерзении от собственной грязи. — О'кей. Теперь смотри. Покажу тебе еще разок.

(Старик, значит, заявил, что в Библии сказано, будто всем ниггерам с рождения предначертана участь рабов, ибо кровь их черна, как кровь Сатаны. Вив немного поспорила, а потом встала, подошла к оружейной тумбочке, где у нас хранится семейное издание Библии с именинным календарем, и давай листать, а Генри только пялился злобно.)

Повторив процедуру, Хэнк обернулся к Ли:

— Ну что, усвоил? — Я кивнул, решительно, как мои сомнения. Братец Хэнк извлек из кармана наручные часы, глянул на них, завел и положил обратно. — Я тебя проведаю, когда смогу, — пообещал он. — До полудня мне нужно поставить мачту на том холме, потому как сегодня-завтра придется уж передвинуть лебедку на новое место. Ты уверен, что готов?

Ли снова кивает, плотно стиснув губы. Хэнк говорит:

— Тады лады! — и идет, с треском продираясь через кустарник, к обшарпанному грузовику. — Эй! — Через несколько шагов он оборачивается. — Бьюсь об заклад, перчатки ты так и не сподобился захватить, ага? Ну само собой. Вот. Возьми мои.

Ли ловит пару перчаток, связанных тесьмой, и лопочет:

— Спасибо, спасибо огромное. — Но Хэнк уже снова крушит кустарник…

(Отыскав в Библии нужное место, Вив зачитывает вслух: «Едина кровь всех людей». И захлопывает Библию. И говорю вам: старик так взбеленился, что… что наверно, он бы с ней вообще с тех пор больше ни единым словом не обмолвился бы, кабы она не стала собирать нам обеды на работу…)

Ли теребит перчатки, сам сгорает от стыда и ярости и испепеляет взглядом удаляющуюся спину брата. «Вот гандон! — безмолвно бросает он вослед. — Напыщенный, надутый гандон! Возьми мои! Ха, будто правой рукой ради меня пожертвовал. Да я готов поставить все свои капиталы, когда-либо грядущие, на то, что в этом грузовике у него не меньше дюжины таких перчаток!»

Хэнк, закончив инструктаж, пошел прочь, предоставив мне разбираться дальше самому. Я посмотрел, как он топает через ягодник, затем глянул на трос, затем — на ближайшее поваленное дерево и, распалившись энтузиазмом соперничества, с дальним прицелом, как давеча, напялил перчатки и приступил…

После ухода Хэнка Ли снова бросает проклятье и рывком натягивает перчатку, жестом утрированной пародии на салонную ярость комильфо, но элегантность его стиля нарушается, а негодование скукоживается, когда из двух пальцев второй перчатки выпадают плотные, слипшиеся от пота ватные тампоны, предохранявшие нежную кожу Хэнковых обрубков…

Работа и впрямь была простой — по сути. Простой, спиноломный такой труд. Но если чему и учат в колледже, так тому, что лиха беда начало: сдай хорошо свою первую сессию — и гуляй смело весь семестр. Вот и в тот первый день я мечтал, что утру нос братцу Хэнку одним махом и разом сравняюсь с ним, прежде чем эта работа сломает мне хребет…

Первый выбранный им ствол покоится на бугорке, в постели из бурой травы. Ли направляется туда. Кажется, будто маленькие красные цветочки с серно-желтыми венчиками сами расступаются перед ним и его тросом. Он перебрасывает крюк через комель, висящий в воздухе, там, где бугорок обрывается стеной оврага. Дергает трос, затягивая петлю. Отступает, чтоб оценить проделанную работу, слегка озадаченный: «Вроде ничего особо сложного…» Возвращается к сигнальному проводу. Гудит свисток на лебедке. Бревно шевелится, разворачивается срезом к мачте. «Ничего такого сложного…» Он оборачивается — не смотрит ли на него Хэнк? — и видит брата, как раз когда тот скрывается за гребнем, по которому тянется соседний трелевочный трос. «Куда это он? — Ли озирается, прикидывая, какое бы дерево подцепить следующим. — Он что, к другому тросу направляется?» (Да, все дело в обедах, которые собирала для нас Вив…) Хэнк, минуя парня у другого сигнального провода, советует ему подналечь: «Ли одну штуку уже спаковал», — и шагает дальше, к лесу… (Да уж, поверьте уж, на порубке порубать — дело вдвое более важное, чем дома, потому как к полудню успеваешь зверски проголодаться. А уж для такого чревоугодника, как Генри, обед — это как матч Высшей лиги. Поэтому когда Вив отобрала у Джен готовку обедов — на том основании, что Джен беременна, это Вив так объяснила, хотя я всегда подозревал, что ей просто хотелось снова завоевать батино расположение, — вот, тогда Генри как-то сразу позабыл все эти глупости и про Библию, и про черную кровь. И не то чтоб обеды Джен какие-то несъедобные были, но… и только-то, что съедобные. А обеды Вив — они не просто съедобные, они бесподобные. Это просто праздник вкуса и брюха. И не только что сытные, щедрые — в них всегда что-то особенное…)

Второе бревно ушло так же легко, как и первое. Когда его снимали, Ли глянул на тот гребень в нескольких сотнях ярдов: оттуда сигнала все еще не поступало. Ли видит, как сквозь ольховые заросли пробирается фигурка с тросом на плече. И хотя на фигурке этой даже свитер другого цвета, Ли вдруг проникается уверенностью в том, что это Хэнк. «Заменил того нерадивого стропальщика!» Натягивается фал над головой Ли, и со все возрастающим возбуждением смотрит он, как, избавившись от второго бревна, возвращается, обдирая ветви, чокерный трос. Ли хватает его еще до полной остановки и что есть прыти тащит к очередному бревну, не теряя времени даже на то, чтоб полюбопытствовать успехами конкурента, в котором предполагает брата… (Да, в ее обедах всегда есть что-то особенное, непредсказуемое — нечто большее, чем сэндвичи, печенья и яблоко. Что-то такое, что смакуешь с королевским достоинством и чем хвастаешься перед всяким сбродом с их плебейской снедью. Но главное, обеды Вив скрашивают предвкушением первую половину дня и наполняют теплыми воспоминаниями вторую…) Трос за что-то цепляется — но Ли остервенело его дергает. Трос освобождается. Ли спотыкается о ветку и падает на колени, с усмешкой вспоминая совет Джо Бена. Но и несмотря на эту заминку он успевает закрепить петлю и подать сигнал на несколько секунд раньше, чем с той стороны гребня. Даже издалека видно, с каким удивлением поворачивается голова Джо Бена: он уже держал руку на рычагах, ответственных за тот, южный гребень, и не ждал сигнала от Ли так скоро. «Во дает парень!» — и Джо берется за нужный рычаг. Затаив дыхание, Ли смотрит, как снова напрягается канат, как дерево выпрыгивает из кустов: он ведет в счете на один, даже на два, если считать его первое бревно! Как тебе это, Хэнк? (Ее обеды безусловно изменили батино суждение…) На два бревна впереди!

Но следующее дерево завалено на чистую, почти идеально ровную поверхность. Не встречая сопротивления кустов и колючек, Ли добегает до ствола с легкостью, не без удовлетворения отмечая, что соперник вынужден опять воевать с ольшаником. Но эта ровная земля вдруг порождает неожиданную трудность: как завести трос под ствол? Ли пробегает до самого пня, перепрыгивает через бревно, пыхтя движется обратно, согнувшись, вглядывается сквозь нагромождение веток, срезанных пилой Энди… но нигде ни единой щели: ствол на всем своем протяжении, от комля до самой верхушки, покоится на гладкой каменистой почве, утонув в ней на пару дюймов. Ли выбирает место поудобней, встает на колени и подкапывается под кору руками, словно собака, выцарапывающая суслика из норы. За спиной он слышит гудок от того парня, за грядой, и принимается рыть почти в исступлении. Проблема с моей затеей отличиться в первый же день, даже ценой сломанного хребта, была в том, что я действительно чуть не надорвался… Проделав нору, он просовывает в нее трос, затягивает петлю, дергает сигнальный провод… Но только в первой половине того первого дня. Потом, задыхаясь, спешит осмотреть следующее бревно. «Он бы лучше рассказал, как норы сподручнее рыть, гандон!» (И вот в чем забавная штука: именно обеды Вив окончательно растопили лед и дали мне долгожданную возможность поговорить с парнем по душам…) Вторая половина дня оказалась проще: тогда я уже был в курсе, что надрывался зря… Над головой трепыхается фал. Трос возвращается. Мох на старых пнях задышал паром… и что мне нипочем не сравняться с братцем Хэнком просто потому, что он сменил измерение и сопоставлять невозможно. Солнце поднимается все выше.