Читать книгу "Нео-Буратино - Владимир Корнев"

Несмотря на то что символическая ленточка была уже разрезана и гостей уже ждали яства, все замерли в ожидании. Одни были убеждены, что это плановое выступление, а остальные — их, пожалуй, было больше — хотели блеснуть знанием правил хорошего тона.

— Санкт-Петербург — один из красивейших городов мира, самый европейский город в России, окно в Европу, как сказал поэт, и не только в Европу — добавлю я, — торжественно вступил Папалексиев. — Может быть, именно из-за этого давно сложившегося стереотипа конкурс на данный проект был проведен лишь среди зарубежных фирм, нашим же, отечественным, не было уделено и малейшего внимания. Справедливо это, я вас спрашиваю? И сам же готов ответить: нет, несправедливо и постыдно! Я считаю, что власти и инвесторы допустили непростительную оплошность, не учтя в проекте архитектурных традиций и своеобразия нашего уникального города. Да-да, я не оговорился — именно петербургские традиции архитектуры, которые здесь многие вспоминали с показным пиететом, и не были учтены авторами проекта и координирующими организациями!

Толпа заволновалась, послышался нарастающий ропот. Кто-то был возмущен выступлением никому не известного оратора, многие, напротив, выражали свою солидарность и согласие с выступающим. Тиллим же пока не думал останавливаться:

— К сожалению, современным западным архитекторам дух нашего города оказался чужд, не в пример их великим предшественникам, как известно, немало потрудившимся над созданием нашей Северной столицы, и в итоге мы получили отношение, которое не учитывает основ грандиозного градостроительного замысла гениев былых веков, географического положения Петербурга и вообще его архитектурной специфики. Для профессионального архитектора и для всякого, кто имеет хоть какое-то представление о феномене петербургской культуры, здесь налицо проявление, простите, элементарного невежества. Взгляните, к примеру, вот сюда. — И Тиллим указал на столб небоскреба, упирающийся в облака. — На переднем плане по фасаду мы видим огромную, ничем не привлекательную, я бы даже сказал уродливую, башню белого цвета. Какую функциональную нагрузку она несет и зачем решать ее по вертикали?

Обратившись к архитектору-австрийцу, Тиллим обменялся с ним рукопожатиями и повторил вопрос на немецком. Толпа удивленно выдохнула: выступавший был явно человек разносторонне образованный. Зарубежный авторитет что-то сбивчиво отвечал, было заметно, что он чувствует себя неуверенно. Переводчик извиняющимся тоном переводил:

— В этой башне расположен административный корпус всего комплекса организаций, а на самом верху — кабинет директора с австрийской стороны.

Папалексиев не унимался:

— По-моему, это слишком смелое, если не сказать безответственное, решение! Посмотрите: эта уродливая фаллосоподобная башня, вызывающая в сознании обывателя весьма примитивные ассоциации, претендует быть доминантой над всем городом. Ее видно в радиусе десятка километров, а то и более. Что за странная претензия? Вероятно, гость из Австрии мало знаком с концепцией психоанализа своего знаменитого соотечественника Фрейда, иначе он вряд ли допустил бы столь досадную оплошность в проекте. Интересно, какой смысл вы вкладываете в этот символ? Посмотрите — весь город со всеми его величественными архитектурно-художественными ансамблями, строгой планировкой улиц и площадей, многочисленными каналами и мостами вертится вокруг этого белого чудовища, как вокруг искусственной оси. Ваша башня совершенно не вписывается в силуэт Петербурга, и, в соответствии с этим фактом, я предлагаю городским властям в срочном порядке рассмотреть вопрос о ее демонтаже, а австрийской стороне предоставить проект размещения администрации по горизонтали.

Настроение толпы после откровений Папалексиева было многообразным. Слышались аплодисменты и ликующие выкрики:

— Правильно! Молодец!

— Очень верные замечания!

— Наконец-то.

Такова была реакция тех, кто с самого начала выражал несогласие с проектом. Другая часть публики в растерянности взирала на новоявленного героя, невесть откуда взявшегося, молча ожидая какой-нибудь паузы в выступлении, чтобы пресечь этот демарш своих противников. Самое интересное, что обе группы слушателей и догадываться не могли о подлинном происхождении идей, озвучиваемых Папалексиевым, и только он один знал о том, что излагает критические взгляды Стилобатова, оставшиеся за рамками его дипломатической речи: людям, желающим иметь положение в обществе, часто приходится, думая одно, говорить совсем другое. А Тиллим действительно был в ударе и остановиться не мог:

— Я хотел бы высказаться по поводу деталей на фасаде. Ради чего произведен их набор? Детали не создают никакого образа! Это же безвкусное нагромождение, и больше ничего! Нет идеи. Зачем все это? Нас кто-то хотел удивить?

Он затеял спор о масштабах здания с напуганным австрийцем, и к аплодисментам восторженных слушателей присоединились осторожные хлопки некоторых гостей, до сих пор выжидавших, не зная, чью сторону выгоднее принять. Дама с вызывающим декольте, стремившаяся, кроме всего прочего, выставить напоказ и свои познания в области искусства, с деланным удивлением заявила:

— Я так и думала, что это убого, и, кстати, не знала, что Мис ван дер Роэ говорит по-русски.

— И заметьте, здорово говорит! — подчеркнул кто-то из новоявленных поклонников Папалексиева, горячо аплодируя.

— Интересно, а кто вам вообще сказал, что это Людвиг Мис ван дер Роэ? — удивленно спросили у дамы.

— Ну как же! Разве вы не знаете, что он специально приехал на открытие из Франции? — парировала дама.

— Я другое знаю: в конце шестидесятых годов он умер…

— Да что вы говорите? — изумилась декольтированная особа.

Перед тем как войти в здание и пригласить публику последовать за собой, Тиллим попросил обратить внимание на то, что центральный вход расположен неудачно для посетителей. Он вес глубже вживался в героический образ зодчего-правдолюбца и решил продолжить разгром импортного проекта изнутри:

— Беда всех западных архитекторов в том, что у них отсутствует чувство меры, да и со вкусом тоже частенько не все в порядке. Вот вам наглядный пример — тамбур, в который мы вошли. Как видите, небольшой тамбур, но попробуйте сосчитать, сколько разных видов материала использовано при его отделке. Впрочем, не буду затруднять вас подсчетами: около сорока различных декоративных материалов! К чему такие излишества?

Проходя через тамбур в окружении телевизионщиков, совавших ему микрофоны, и почетных гостей, Тиллим вопрошал:

— И куда же нас ведет этот тамбур? В фойе? Нет, мы натыкаемся на огромный столб! Видите — нам преграждает путь мраморный столб, который стоит посередине входа. Кстати, сделан он из отечественного мрамора, который после австрийской обработки выглядит как банальный пластик.

Оказавшись в фойе, Тиллим с прискорбием отметил, что в здании абсолютно отсутствует грамотное решение внутреннего пространства. Остановившись перед большим стеклянным экраном кафе, он осведомился: