Читать книгу "Стужа - Рой Якобсен"

Ног своих Гест не чувствовал, одежда примерзла к телу, но руки пока что слушались, он мог сплести их для молитвы и сжать в кулак — сумел выковырять пальцами камень и начал скрести мерзлую землю вокруг столба, тут дверь опять распахнулась, он ощутил пинок, и голос вернулся к нему пронзительным криком.

— Жив, — разочарованно сказал Дромунд. — Что будем делать?

— По-твоему, он ребенок? — спросил Хадди.

— Нет, просто маломерок. Пускай полежит тут до восхода солнца.

Они опять помочились на него. Гест перевернулся на спину, поморгал глазами, и ему почудилось, будто рубахи у них в крови и рты не ухмыляются, а кричат в безумном, смертельном ужасе, головы их истекали кровью, за спиною же у них трепещут крылья исполинского орла,[67]распахнутые в вечность.

— Господь да смилуется над вами, — прошептал он. — Чего он сказал?

— Сказал, что Господь милостив. Может, он тоже из духовенства.

— А хоть бы и так. В дом он не войдет.

Геста уносила теплая река, лишь безмолвные слова остались с ним, потом он вдруг почуял резкую вонь, увидел спутанные седые космы и беззубый рот, на тощей шее болтался крест. Шел густой снег, и уже давно.

— Ты жив, — сказала старуха.

Гест хотел ответить, но она низко склонилась над ним, смахивая снег, потому что Гест утопал в пушистом снежном море. Потом она отцепила цепи и потащила его, спина отзывалась болью, однако ж скользить в пушистом море было приятно, сквозь белизну пробились краски, очаг, с трепещущим, красивым пламенем; так уже было раньше, подумал он, зажал руки меж колен, крепко стиснул зубы, пока не ощутил вкус железа и не услышал хриплый кашель, Дромундов хохот, которому не было конца.

Дромунд лежал на лавке прямо напротив него. Но братьев его не видно. На полу ближе к входной двери — Кнут священник, лежит ничком, волосы почернели и слиплись, одна рука неестественно вывернута. Дромунд откинул одеяло, сел, швырнул в очаг полено, зевнул и решительно объявил:

— Священник-то ты!

Гест вопросительно взглянул на него.

— А он так, бродяга, — пояснил Дромунд.

Гест промолчал.

Дромунд поежился, накинул на могучие плечи меховой плащ, вышел вон. В тишине слышались только стоны Кнута священника. Сделав над собою усилие, Гест сел. По всей видимости, настал новый день. Он сумел скатиться с лавки, подполз к клирику, перевернул его на спину, хлопнул ладонью по щеке.

— Ни слова больше! — прошептал он. — Что бы они с тобой ни делали — ни слова!

Кнут священник попытался разлепить опухшие веки. Верхняя губа у него была рассечена, зубы в крови, шея и одна щека в занозах. Гест вытащил занозы, сломанную руку положил ему на живот.

— Мне холодно, — всхлипнул Кнут. — Подтащи меня поближе к очагу.

Гест ухватил его за подол плаща, попробовал сдвинуть с места, пальцы не слушались, нестерпимо воняло мочой, и он опять канул в пушистое забытье.

Старуха искала у него в волосах, негромко напевая сиплым голосом. Дромунд и Хадди снова пили, тихо разговаривая между собой. Ивара не видно, входная дверь распахнута настежь, и в свете очага он увидел в снегу ноги своей лошади, Сероножки. В дом занесли одну суму, потом другую, потом Кнутов сундук с книгами и Гестову котомку. Вошел Ивар, принялся вытаскивать вещи, расшвыривая их по полу, в том числе книги — проповеди Папы Григория, житие святого Бенедикта, требник, собственноручные Кнутовы извлечения из «О граде Божием», каковые, по словам клирика, помогали ему общаться с варварами и обращать их в истинную веру. Но вот в руках Ивара оказался толстый фолиант — Священное Писание.

Дромунд поднял взгляд, потребовал книгу себе, открыл, уставился на кремовые страницы.

— Ты понимаешь эти значки? — спросил он у Геста, тот кивнул. — Тогда читай.

Он перебросил книгу через очаг, Гест поймал ее, обвел взглядом — Кнут ему даже прикоснуться не позволял к этой святыне, только он сам да Гюда, супруга ярла, листали эту книгу, дар клирику от конунга Олава. За спиной послышался стон. Гест оглянулся: Кнут тоже лежал на лавке, укрытый овчиной, сломанная рука обмотана грязной тряпицей. Гест попробовал сесть, пробормотал:

— Сколько мы тут пробыли?

— Ты священник, — нетерпеливо сказала старуха. — Читай.

— Сперва мне надо поесть. И испить чего-нибудь.

Дромунд недовольно заворчал, но все же сделал знак Хадди. Гест ел не спеша и пил много, хотя только воду. Потом открыл книгу и начал читать по памяти:

— In principio creavit Deus caelum et terrain…[68]

— Многие слова ты читаешь снова и снова, — перебил Дромунд немного погодя.

— Иначе нельзя, — ответил Гест. — Надобно читать их снова и снова, тогда только запоминаешь. А слова, записанные в книгах, никак нельзя забывать.

Дромунд сказал, что ему это непонятно.

Гест продолжил чтение.

Дромунд полюбопытствовал, о чем он читает, и Гест рассказал об искушениях Адама и его неразумии. Дромунд долго сидел в задумчивости, потом удовлетворенно хлопнул себя по коленям и объявил, что история хоть куда. Но вправду ли Гест читает на тарабарском языке то же самое?

— Да, — сказал Гест.

— И это чистая правда?

— Конечно, — отвечал Гест. И прочел об Иудифи, которая обманула военачальника Олоферна и спасла свой родной город Ветилую, перевел и это, и опять Дромунд объявил, что история хоть куда, а потом спросил, правда ли это.

— В этой книге все чистая правда.

Хадди с Иваром ничего не говорили, вроде бы и не слушали. Дромунд влепил Ивару затрещину и велел повторить его слова. Ивар нехотя повторил, что история хоть куда. Братья выпили. И Дромунд потребовал, чтобы Хадди тоже повторил: история хоть куда. Тот повиновался. Гест кивнул и закрыл книгу.

— А теперь я скажу вот что, — торжественно провозгласил он. — Первым креститься будет Дромунд, ибо он из вас старший и самый умный. Следующим крещение примет Хадди, а последним — Ивар. Креститься будете водою. Поскольку же у вас нет ни бочек больших, ни лоханей, мы спустимся к реке и совершим обряд там, по очереди, однако прежде вам должно побольше узнать о вероучении, особливо Ивару и Хадди.

Дромунд удовлетворенно заворчал. А вот Ивару не понравилось, что крещение они примут не все разом, и ученье ему тоже, мол, без надобности. Дромунд на это сказал, что его мнения никто не спрашивает, коли священник приказал, они обязаны подчиниться. Хорошо бы, заметил Гест, и слугу его накормить. Старуха поднялась, взяла миску с едой, подошла к Кнуту, хотела помочь ему сесть. Но Кнут покачал головой: дескать, не надо. Тогда Гест прикрикнул, что должно принять угощение, предложенное хозяевами, ведь отказом нанесешь им незаслуженную обиду. Тихонько плача, Кнут съел немножко хлеба, запил водой.