Читать книгу "Жребий брошен - Александр Прозоров"

— Во дворце богов нет поруба, — напомнил один из оружных жрецов.

— Тогда… в комнату для прислуги на нижнем этаже. И караульте у входа, пока вас не сменит дворцовая стража.

Руки пленникам жрецы связывать не стали. Вывели на верх города, отконвоировали по внешнему земляному валу и через узкий и длинный кольцевой проход препроводили до самого низа. Наверное, это был черный ход — для прислуги и воинов. Главного зала путники на этот раз не увидели: их провели по темному, вкусно пахнущему жареным мясом проходу, открыли один из люков, подтолкнули вниз и захлопнули крышку.

Помещение мало чем отличалось от того, в котором Олега исцелял ученый Ларак: две приставленные к стене лавки, кошмы на стенах, деревянный потолок. Вот только в одном из углов имелось закиданное овечьими шкурами возвышение, да на полу вместо ковра лежал толстый войлок.

— Пахнет-то как, — поцокал языком Будута. — Враз брюхо подвело.

— Ага, — согласился ведун и с короткого замаха вогнал ему кулак в солнечное сплетение.

Паренек, выпучив глаза, согнулся, захлопал ртом:

— За что… боярин?

— Чтобы язык не распускал, кретин! — Олег добавил ему снизу ногой в челюсть.

Холоп разогнулся, подбросив ноги, влетел в стену и распластался между лавками. Купец подошел ближе, потыкал ногой тому в макушку:

— В беспамятстве… — И Любовод хитро покосился на ведуна: — Коли я сын русалки, друже, то ты, стало быть, тот, кто не рождался?

— Да вот не повезло… — развел руками Олег. — Здесь у меня отца с матерью нет.

— Ты мне сразу странным показался. С первой же встречи нашей. Там, на берегу… Зато теперича ведомо нам, зачем русалка камень мне передала странный. Это месть речного народа за те зверства, что правитель здешний учинил. Слыхал, он тут всех обитателей водяных истребляет? Мы должны отдать его мудрому Аркаиму, дабы тот смог открыть книгу знаний и одолеть своего брата!

— Разве ты забыл, о чем рассказывал Раджаф, друже? Если Аркаим победит, он покорит весь мир, поработит его, подчинит себе!

— Нам-то что, колдун? Нечто нам от этого парус в другую сторону вешать придется али бороду брить? Может, у тебя, скитальца вечного, дороги иными станут, али лошадь овес жрать перестанет? Не наше то дело, о чем князья грызутся. Ну, станут каимцы князьями мира — что с того? Ну, холопы дурные за горсть серебра не князьям в рабство продаваться станут, а каимцам радостным. Ну, бояре нищие пятки не князьям, а колдунам лизать станут — что с того? Ты думаешь, смерду на хуторе землю как-то иначе пахать придется, коли он не черниговским, а рязанским окажется?

— А жизнь в царстве мертвых тебя не пугает?

— Да ты слушай их больше, князей этих, — отмахнулся Любовод. — Скажи еще, коли не Аркаиму, а Раджафу бы удача с богом проснувшимся досталась, так отказался бы правитель от нее? Щ-щас-с, дождешься! Просто враждуют два брата из-за трона, да и хают друг друга, как могут. Они тебе и про свободу расскажут, и про богов, и про закон, и про слезы люда угнетенного. Ты токмо уши развесь, да меч в их пользу обнажи. Споют, что соловей московский.

— Москва — это что? — навострил уши Олег. Вроде, не те годы, чтобы столице будущей существовать.

— Волок там удобный, коли на Днепр с Онеги уйти хочешь.

— А-а, — кивнул ведун. — Не знал.

— Куда тебе про это знать, верховому-то… Я вот что мыслю, друже. Коли Раджафу хорошо помочь, он, может, нас и на волю отпустит, и наградит маленько. Мы же для него — невольники, полон. Отпустить — и то милость. Коли повезет, судно выпросить удастся — но того не более. Однако же пользы от лодки нам мало. Добыча и товары-то все наши у Аркаима на сохранении. Сам помысли: рази отдаст он их, коли предадим его столь явно? Теперича с иной стороны поглядим. У Аркаима ладей нет. Но все наши товары и добыча у него. Опять же, мы ему не за страх, а за награду служим. Оттого и награда должна быть немалою. А теперича представь, какую плату с него за осколок, столь для него важный, истребовать возможно? Раджаф сам проговорился, как самоцветами братец его трюмы засыпал. Вот оно, богатство-то, колдун! Столько самоцветов получим, зараз и не снести буде! На Руси себе избы из золота отстроим, на золоте есть станем, на золоте спать.

— Жестко на золоте, и холодно…

— Да шучу я, друже! — Рассмеявшись, купец хлопнул его по плечу. — Но казну скопим такую, что и князю киевскому в мечтах не виделась! Нешто с таким-то богатством нам ладьи купить не удастся? Верно сказываю, друже? Уходить нам надобно, к Аркаиму мудрому уходить.

— Ты кое-что забыл, Любовод. Если мы отдадим последний из осколков книги Аркаиму, он принесет Урсулу в жертву своему богу.

— Ну и что?

— Он убьет Урсулу, Любовод!

— Ну и что, друже? Я тебе другую невольницу куплю, еще краше. Десять куплю. Да что десять — сотню! Любых годов, любых волос, любых глаз, любого тела: выбирай!

— А ты, друже, ты бы Зориславу свою так на самоцветы поменял?

— Ну, ты скажешь, колдун! — искренне поразился купец. — То же невеста моя любая, жена будущая, мать детей моих, продолжателей рода нашего! А это рабыня простая, невольница, полон торкский. За них на торгу хорошем по две гривны дают и на дороговизну жалуются!

— Ой, мама… — заворочался на полу холоп. — За что же так, боярин?

— Ты вставай, вставай, — предложил Любовод. — Еще и я добавлю. Ты почто правителю про невольницу боярскую рассказал, чучело лесное?

— А разве не правда сие?

— Тебя про правду спрашивают, олух? Ты почто язык распустил? Мы с князем здешним уж и без стражи беседовали, и гостями считались. А из-за слова твоего ныне опять в порубе сидим. Как на дыбу нас для спроса нового поволокут, мы теперича с колдуном на тебя все валить станем. Попробуешь, каково у ката под кнутом оправдания искать.

— Да ведь не солгал я никому, — испугался холоп. — Токмо правду поведал. Как заговорили, так и припомнил, какие глаза у невольницы боярской…

— За то и отвечать станешь. Какие глаза, когда углядел, отчего не признался, куда дел…

Люк распахнулся, вниз посыпались воины — человек шесть. Навалились на пленников, скрутили руки им за спины. Затем вниз неторопливо спустился великий Раджаф, скромно присел на ступеньке лестницы:

— Давай, Вений.

Один из стражников, поставив на попа скамейку, ловко влез к осветительному окошку, просунул под ближнее к стене бревно веревку, спрыгнул, поставил скамейку нормально, ловко связал петлю, повернулся к правителю:

— Кого первого, господин?

— Этого, — указал на Олега великий Раджаф. — Слушай меня, смертный. Ты продал Аркаиму девицу, из-за которой вскорости рухнет вечный и прекрасный Каим, оставленный мне отцом моим, доверенный советом старейшин и жрецов. За это ты будешь предан смерти. Вений, вешай его.