Читать книгу "Тайна объекта "С-22" - Николай Дмитриев"

— Похоже, воздух не травит, — облегченно вздохнул инженер.

— Смотрите, смотрите же… Двинулся! — неожиданно крикнул Рыбчинский, тыча пальцем в сторону появившейся водяной ряби.

На поверхности четко обозначились растекающиеся струи, потом середина водоема вспучилась, образовавшаяся волна с шумом выплеснулась на берег, и из воды показалась длинная плоскость с выступающими полукружьями моторных гондол. Всплывшее крыло неустойчиво поколыхалось на месте, и вдруг конец плоскости приподнялся, из-под него свистящими брызгами начал вырываться воздух, и крайняя гондола опять стала медленно погружаться.

— Лебедку! Скорее! — заорал Рыбчинский и бешено завертел рукой в воздухе, приказывая интенсивнее качать помпу.

С громким всхлипом помпа захватывала воздух, ерзавший в грязи шланг вздувался и дергался, а крыло, словно дразня, угрожающе раскачивалось, норовя снова уйти на дно.

— Рым ловите! Рым! — поддавшись общему азарту, майор заметался по берегу.

Но оба пилота и без команды знали, что делать. Быстро подплыв к самолету, они дружно уцепились за край плоскости. Пузырение на какой-то момент уменьшилось, и инженер, самолично тащивший трос лебедки, снова бросился в воду, чтобы зацепить крюк за буксировочный рым.

Через минуту трос натянулся, от лебедки донеслось характерное пощелкивание храповика, и едва выступающее из воды крыло, придерживаемое теперь всеми пловцами, медленно двинулось к берегу.

Полностью вытащить самолет из воды так и не удалось. Хотя грунт был скользский и корпус летающей лодки, защелкнутый крюком за буксировочный рым, сначала шел довольно легко, по мере отрыва верхнего крыла от воды, движение стопорилось все сильнее. Наконец трос натянулся до стального звона, деревья, чалившие лебедку, угрожающе пострескивали, а гаргрот все еще оставался полупогруженным.

Опасаясь разрыва троса, инженер остановил подъем, и самолет, вытянутый больше чем на треть, завалился на одну сторону, почти касаясь земли концом крыла. В разом установившейся тишине послышалось многоголосое журчание струек. Вода, еще остававшаяся внутри, искала себе всевозможные лазейки и, скопившись внизу, широкой лентой выливалась наружу через дыру редана.

Водяной плен для когда-то сверкающего красавца не прошел даром. Вся поверхность самолета потемнела, во многих местах появились бесформенные кучки какой-то дряни, и казалось, побывав на дне, «гидра» заросла шерстью. А установленный сверху «блистер» почему-то весь покрылся сеткой трещин и вообще потерял прозрачность.

Вода, вытекая из всяческих дыр, монотонно журчала, и офицеры, сгрудившись возле все больше заваливавшегося на бок самолета, угрюмо молчали. Никто из них (а они были здесь все, за исключением Мышлаевского, обеспечивавшего охранение, и Вукса, отосланного майором в глубокую разведку) не думал, что «гидра» предстанет перед глазами в столь плачевном виде.

Молчание затянулось, и пан Казимир, стремясь показать, чье мнение сейчас главное, обратился к бортинженеру:

— Ну, так что же мы можем еще сделать?

— Видите ли, пан майор, сейчас состояние машины таково, что целая она или в кусках, значения не имеет… — Бортинженер помолчал, еще раз оценивающе посмотрел на «гидру» и закончил: — Я предлагаю разобрать самолет и до выяснения обстоятельств кое-что спрятать.

— А как разбирать? — Первый пилот не смог сдержать досаду и взвился. — Болты раскручивать?

— Зачем же раскручивать? Теперь это значения не имеет. Заложим пиропатроны — и все… — невозмутимо парировал бортинженер.

— А что тогда целым оставить? — спросил пан Казимир.

— Главная ценность — кабина и лодочный отсек. Их и сохраним.

— Собственно, если частями, можно и все сохранить, — заметил молчавший до сих пор Рыбчинский. — Затащим по кускам в лес…

— Правильно! На это сил хватит, — согласился бортинженер.

— Вот и решили… — со вздохом подытожил пан Казимир и махнул рукой. — Начинайте!

Не доверяя никому, инженер топором начал рубить дюралевую обшивку. При каждом ударе металл поддавался, отсвечивая по краю свежим алюминиевым блеском. В каждой проделанной дыре инженер тщательно закреплял динамитный патрон с торчащим наружу кусочком бикфордова шнура.

Первой подорвали крыльевую связку, и едва багровый всплеск вырвался наружу, пан Казимир отчетливо понял, что он и его маленький отряд обречены на долгое пассивное ожидание…

* * *

Над старой городской площадью, у бывшего монастыря Бригидок, позже перестроенного под тюрьму, висело скорбное молчание, время от времени прерывавшееся плачем и причитаниями. Через открытые тюремные ворота собравшиеся могли видеть усыпанную цветами общую могилу, занявшую почти весь центр тесного дворика.

Три дня назад, при оставлении города, тюремная охрана начала здесь тотальный расстрел узников и не смогла уничтожить всех лишь потому, что внезапно налетевший немецкий самолет случайно разбомбил сторожевую вышку, позволив уцелевшим арестантам сбежать через полуразрушенную ограду.

Новая, установленная немцами власть, первым делом собрала горожан сюда, на площадь, и теперь всхлипывания спасшихся и рыдания близких не помешали главному ее верховоду — Михайле Лемику, стоявшему на импровизированной трибуне, закончить свою речь энергичной эскападой.

— Шановне товариство! Мы вси е свидками жорстокой масакры, що вчиненена бильшовицькими катами! Тут загинулы безневинни, кращи из кращих, ти хто дийсно бажав щастя своему народу, справжнього, а не колгоспного добробуту, ти хто прагнув Вильной Украины!

Выкрикнув последнюю фразу как можно громче, Лемик соскочил с трибуны. Люди заволновались, послышались выкрики.

— Кляти кати!.. За що людей повбывалы?

— За що? Ну, нехай до криминалу, але нащо вбываты?

В толпе почувствовалось движение, а выкрики, причитания и плач сменились слаженным пением церковного хора…

По окончании похорон Лемик, чувствуя странную опустошенность, заторопился домой. Признаться, последнее время «пан провидник» чувствовал себя препаршиво. Состояние эйфории сменилось неуверенностью, постепенно перераставшей в тревогу.

А казалось, все так замечательно складывается! Какие перспективы, какие планы! И вот финал. Первое «самостийное» правительство пана Ярослава Стецька, торжественно заявившее во Львове о своем существовании, господа немцы просто-напросто разогнали…

Именно так Лемик понимал недавние события, полностью отдавая себе отчет об их действительном значении. Лично для него они означали полную перестановку сил, при которой (и это больше всего бесило Лемика) с таким трудом отвоеванный пост почти что воеводского ранга, уплывал неизвестно куда…

Под эти невеселые размышления «пан провидник» миновал предместье Хмельник, по каменному мосту перешел старицу, игравшую раньше роль крепостного рва, и поднялся на холм Нового города.