Читать книгу "Любовь прекраснее меча - Андрей Легостаев"

Этвард, когда маджера попросила его выбрать себе проводницу, ни секунды не колеблясь, словно на первую попавшую, указал на Ларсу, самую красивую женщину из всех.

Ламорак закусил губу — до чего естественно получилось у Эмриса, будто ему все равно! И юный король Сегонтиумский спешно пробежался по фигурам женщин — он бы выбрал всех, почти всех. Он смотрел на стоящих и улыбающихся ему женщин и думал:

Как жестока судьба, которая заставляет делать выбор.

Наконец, он перехватил взгляд маджеры и решился.

Марьян почувствовала волну разочарования остальных подруг: для них оставалась последняя надежда на сегодня — насупленный темноволосый юноша, в котором было нечто необъяснимо-притягательное.

Конечно, жрицы заметили прибывшего сэра Димерика, но его здесь хорошо знали и всем было известно к кому он приезжает.

Пасть исполинского чудовища закрылась, поглощая Ламорака с избранницей — словно сглотнула их.

И распахнулась вновь.

Маджера обратилась к третьему юноше:

— Выберите себе жрицу, что поможет вам узнать ваше будущее, сэр Радхаур.

Юноша посмотрел на настоятельницу Храма, потом перевел взгляд на длинный ряд женщин.

Казалось, все затаили дыхание.

— Можно я пойду вон с той? — палец уперся в Марьян.

Марьян посмотрела направо — а кого он выбрал? Справа не было никого, она стояла последней. Значит — стоявшую рядом Елефеду.

Но нет — сэр Радхаур выбрал ее, Марьян.

Сердце несчастной уродины заколотилось — ведь он ей понравился, еще как понравился!

Но она тут же закричала молча на себя: «Опомнись, дура! Ему просто не хочется никого из женщин, у него есть дама сердца, которой нельзя изменить даже в мыслях — как сэру Димерику!»

Ей хотелось узнать причину его мрачного вида — за время заточения в чреве Зверя мужчины обычно вываливают благодарной слушательнице накопившиеся сомнения и неприятности, чтобы она развеяла тревоги перед тем, как он узнает пророчество Зверя.

Краем глаза девушка увидела досадливое движение сэра Димерика. Теперь ему придется переночевать в Храме, если он хочет уединиться в утробе монстра именно с Марьян.

Сэр Радхаур взял ее за руку — какие холодные у него пальцы! — и, не глядя на нее, пошел прямо к разинутой пасти.

Как хорошо, что Марьян не видела в этот момент выражение собственного лица со стороны — она бы умерла от стыда, настолько глупо-счастливая улыбка исказила обезображенное лицо.

Марьян за руку с незнакомым юношей переступила волшебный порог и вдруг что-то ей подсказало: там, за спиной остается вся прошлая жизнь, которая больше не вернется.

Она резко обернулась, но увидела лишь, как закрывается пасть чудесного Зверя.

Дорога назад отрезана для нее.

Она не знала почему, но была уверена — что-то изменится в ее жизни.

И Марьян испугалась.

Пытаясь унять охватившее волнение, она зажгла дрожащей рукой светильники и подошла к огромным песочным часам с нарисованными на стекле полосками — отметинами двенадцати дней. Вынула стопор здоровой рукой и перевернула их — тяжелый корпус в специальной раме легко повиновался.

Посыпались песчинки, отмеряя вневременье между прошлой ее жизнью и неведомым будущим, которое не похоже на предыдущую жизнь.

Откуда в Марьян появилась эта уверенность?

Она не знала.

Глава четырнадцатая. КАМЕННЫЙ ЗВЕРЬ

«Долину увидишь, пройдя перевал,

Прекрасней которой никто не знавал.»

Фирдоуси «Шах-наме»

— Ты кушать хочешь? — спросила Марьян.

Он лежал на кровати, уставившись пустым взглядом в черноту потолка.

Ему было плохо — Марьян не могла этого не видеть. Изредка он стонал, пытался подавить стон и звук превращался в хриплый рык. Жрица видела, что мелкие бисеринки пота от внутреннего сжигающего пламени выступили на лбу и висках юноши.

— Ты кушать хочешь? — повторила она.

Марьян не знала как вести себя с ним, что делать, но почему-то ей больно было смотреть, как юноша страдает. Она не могла понять причину его мучений. Друзья за столом относились к нему доброжелательно, сочувственно, но сами не предавались унынию.

Значит, Радхаура терзает что-то касающееся его одного, но что?

Он юн, здоров, красив, знатен, полон сил…

Что?

Марьян не могла понять. Но она не желала, чтобы он все больше и больше предавался своему горю. Ей захотелось накричать на него, чтобы хоть как-то вывести из непонятного состояния.

— Ты кушать хочешь, Радхаур? — в третий раз спросила она громко.

Он приподнялся и сел на постели.

— Я — сэр Радхаур, — сквозь зубы сказал он, сделав особое ударение на слове «сэр». — Граф Маридунский. Мой род один из самых славных в Британии. Изволь обращаться ко мне…

— Я тоже происхожу не из простолюдинов! — вдруг тихо, но зло произнесла жрица судьбы. — Мое настоящее имя Ок Дон Ки! Мой отец — царственный ван страны Когурё и ведет свой род от легендарного сына небесного царя Тангуна!

Марьян сама не понимала, почему так агрессивно ответила.

Радхаур встал и потер ладонями лицо. Встряхнул головой.

— Хочу, — вдруг сказал он.

Марьян не поняла сперва чего он хочет. Радхаур пошел к большому столу из толстых дубовых, отполированных временем и почерневших досок. Марьян догадалась, что он ответил на ее вопрос.

Она отрезала ему лучший кусок копченой оленины и налила вина. Он тупо посмотрел на глиняную кружку и стал пить. Струйка потекла по подбородку — Радхаур не замечал.

Радхауру было плохо.

Очень плохо.

Он перерождался. Он думал: Уррий умер в нем со смертью отца, с гибелью Лореллы…

Нет, Уррий умирает в нем именно сейчас.

Радхауру было страшно, было нестерпимо страшно, было больно. Боль, правда, — знакомая уже тупая боль в затылке, но такой сильной не было еще никогда — отступала.

Радхаур увиделся с головой Алвисида и прошлая жизнь оказалась отрезанной навсегда. Рухнули в безвозвратную бездну наивные мечты и мальчишечьи представления о собственной судьбе четвертого сына знатного рыцаря.

Когда Радхаур с друзьями вошел к священной реликвии, он встал на колени пред головой своего предка (она находилась на низком черном постаменте в тайном зале каталога, и чтобы рассмотреть лицо пришлось вставать на колени).

Лицо поверженного бога было безжизненным, словно из белого холодного мрамора — так и должно быть, наверное.

Радхаур подумал даже, что пред ним тонкой работы произведение искусства — как в Рэдвэлле, в покоях отца стояла античная статуя девушки.