Читать книгу "Пилот штрафной эскадрильи - Юрий Корчевский"

— Ну-ка, ну-ка, кто у нас герой?

Майор обвел взглядом собравшихся. Все как-то подались назад, и получилось, что Михаил с Василием оказались впереди.

— Из штрафной эскадрильи? — сразу понял майор.

— Так точно. Пилот красноармеец Борисов.

— Штурман-бомбардир красноармеец Антонюк.

— Благодарю за службу!

— Служим Советскому Союзу!

— Товарищ майор! Разрешите обратиться! — нарушила внезапно наступившую тишину женщина-пилот.

— Обращайтесь!

— Поступок и в самом деле геройский, наградить бы их, — выступила вперед спасенная летчица.

— Не могу, Лебедева, — штрафников к наградам представлять не положено.

— Тогда срок скостить, — не унималась женщина.

— Тоже не в моих силах. Их трибунал приговорил, и я решение трибунала изменить не вправе.

Женщина от досады закусила нижнюю губу.

— Хлопцы, как же вам это удалось? — полюбопытствовал майор.

Желая услышать из первых уст историю невероятного спасения женщин-пилотов, летчики и техсостав, свободные от полетов и работы, придвинулись поближе.

— Это штурман у меня молодец – глазастый, — сказал Михаил. — Он заметил, что самолет лежит на земле и хвост у него горит. Я и сел. А остальное вы уже знаете.

— Да спасенных мы видели, а как тебе в голову пришло летчицу на центроплане положить?

— Ну не бросать же у немцев боевого товарища! Тем более что они на мотоциклах к месту вынужденной посадки уже ехали, и времени долго раздумывать у нас просто не было. Раненую – ту сразу во вторую кабину определили, к штурману. А пилота пришлось поясным ремнем к растяжке пристегнуть, чтобы ветром с крыла не сдуло. И потихоньку – на аэродром. Одно плохо было: двигатель в полете грелся, думал – не дотяну.

Окружающие слушали с интересом. Рассказ поучительный, тем более что и в дальнейшем такие знания могут пригодиться.

Внезапно летчица всплеснула руками:

— Ой, надо же узнать, как там Татьяна!

В голове у Михаила вдруг сверкнула догадка. А не те ли это летчицы, с которыми он познакомиться хотел, да они его отшили? У раненой лицо в крови было, да и темно – сложно узнать. А вот пилот… Но женщина уже повернулась и побежала в санчасть.

Механики подхватили самолет за хвост и покатили его на стоянку.

Летчики окружили Михаила и стали расспрашивать, как себя вел самолет в воздухе, — зашел чисто профессиональный разговор. Как водится, начали рассказывать разные случаи. Поговорив с полчаса, стали расходиться, а Михаил с Василием направились в столовую – надо было завтракать и спать.

Через час аэродром как будто вымер – ведь летчики и техсостав трудились ночью и отсыпались днем.

Михаил спал на стоянке, на чехлах, — нравилось ему отдыхать на природе. Воздух свежий, не то что в казарме: пахнет гуталином, хлоркой и еще бог знает чем – чем-то казенным. Да и мужики храпят во сне так, что стекла дребезжат. Попробуй тут усни.

Проснулся он ближе к вечеру от ощущения, что кто-то стоит рядом. Открыл глаза и увидел перед собой женщину-пилота. Заметив, что Михаил проснулся, она улыбнулась:

— Ну и здоров ты спать, летчик. Я уже с полчаса здесь стою, все не решаюсь тебя разбудить.

— А чего меня будить – сам проснулся.

Михаил встал, руками растер лицо. Да и лежать, когда женщина стоит, как-то неудобно.

Летчица протянула ему руку для рукопожатия:

— Лебедева.

— Я уже знаю – майор говорил.

— А вас как? Должна же я знать, как зовут моего спасителя.

— Красноармеец Борисов, — официально представился Михаил. И после секундной задержки добавил: – Штрафник, уголовник и трус, а еще человек непорядочный, поскольку летаю не на истребителе или бомбардировщике, а на У-2.

Щеки Лебедевой вспыхнули багрянцем – видно было, что она хотела ответить колкостью, но не нашлась что сказать и потому немного невпопад и запинаясь проговорила совершенно неестественную в таких случаях фразу:

— Меня Верой зовут.

— Меня Сергеем, — ответил Михаил. — Да вы садитесь. — Он галантно указал на самолетные чехлы, с которых только что поднялся.

Летчица уселась. На этот раз она была без комбинезона-в гимнастерке и юбке. Михаил увидел капитанские петлицы и поблескивающий на груди орден Красной Звезды. Не то что у Михаила: на застиранной гимнастерке – ни одной награды, и голубые петлички девственно-чистые: рядовой.

— Как там раненая?

— В себя пришла. Порезов и ушибов много, сотрясение головного мозга к тому же. Но доктор сказал – молодая, организм сильный – поправится.

— Это хорошо.

— Вы нас простите. Я ведь вас вспомнила уже здесь, когда приземлились. Мы тогда вас очень обидели…

— Чего обрекаться, коли штрафник. Все правильно, указали мне мое место.

Женщина опять покраснела.

— А можно узнать, за что вы в штрафники попали?

— Вам, Вера, на самом деле это интересно?

— Да, я никогда не общалась со штрафниками. Мне говорили, что их из преступников набирают, чтобы они вину свою перед Родиной кровью смыли.

И Михаил коротко, но четко и внятно рассказал свою историю о драке в Москве, спасенной им девушке и о трибунале.

— Это же несправедливо! А вы Михаилу Ивановичу Калинину писали?

— Зачем? В драке я на самом деле участвовал и двух уголовников убил, хотя и не хотел этого. Стало быть, виновен.

— И что, остальные штрафники тоже такие?

— У каждого – свое. Мой штурман, например, на Пе-2 летал. Во время бомбардировки промахнулся и несколько бомб на свои позиции сбросил. Теперь вот со мной летает.

— Фу, грубиян и женоненавистник.

— Почему вы так решили? До войны на гражданке он художником был – милейший человек. Просто я ему рассказал, как меня две очаровательные девушки отшили. Вот он и решил шпильку вставить – в отместку вроде. Да вот и он сам: легок на помине.

Штурман подошел, стал по стойке «смирно», отдал честь.

— Товарищ капитан, разрешите обратиться к красноармейцу Борисову?

— Разрешаю. Зло на меня держите?

— Товарищ военлет, штурман Антонюк к полетам готов!

Что за ерунда, сроду Василий так с Михаилом не разговаривал! Михаил терялся в догадках: неужели это присутствие женщины с капитанскими «шпалами» на петлицах так повлияло?

— Ты чего, Василий? Девушка просто поговорить пришла, а ты тянешься, как перед особистом!

Но Василий попросил Михаила отойти в сторону – поговорить. Возникло какое-то напряжение, и летчица своей женской интуицией это сразу почувствовала: