Читать книгу "Сага о Рорке - Андрей Астахов"

Ответный залп обрушился на наемников в тот момент, когда первые шеренги воинов уже вступили на засеку, круша мечами и боевыми топорами острые сучья, расчищая себе путь. Точно смертоносный железный дождь обрушился с неба, застучал по щитам, впивался зазубренными железными жалами в тела, выкашивая целые ряды. Вопли и стоны стали ответом на стрельбу лучников-антов, которые так хорошо пристрелялись к засеке, что могли бы посылать стрелы с завязанными глазами. Раненые метались по засеке, напарываясь на заостренные ветки, обливаясь кровью, падали грудами, преграждая путь своим же товарищам, которые безжалостно шагали прямо по телам, спеша преодолеть убойную полосу.

Лучники Зверя тоже вели стрельбу, сотни стрел свистели в воздухе, находя свои жертвы с обеих сторон, но потери наемников были несравненно больше. Десятки дергающихся в конвульсиях тел повисли на рожнах и стволах, однако враг упорно лез вперед, подбадривая себя криками и улюлюканьем, гикая и размахивая оружием.

Лучники Первуда почти опорожнили свои колчаны, каждый оставил лишь по пяти стрел, как и велел им Первуд. Враг преодолел уже две трети засеки, рассвирепевшие наемники были в тридцати-сорока саженях от сторон северян. И вдруг протяжно и гнусаво запел горн; услышав его, лесовики немедленно оставили свои позиции и, таща раненых, ушли за спины норманнского строя.

Настал черед воинов дружины Инглинга и Браги. Двести норманнов подняли щиты, одновременный вздох вырвался из двухсот глоток. Враг был совсем близко: на засеке копошилась черная людская масса, сверкало оружие. Колеблющийся свет костров выхватывал из темноты забрызганные кровью лица, распяленные в зверином вопле смрадные рты, оскаленные, как у зверей, зубы, полные бешенства глаза.

Еще мгновение, и первые группы наемников, преодолев засеку, бросились на норманнов. Дробный грохот, похожий на шум гигантской мельницы или камнедробильной машины, наполнил ночной воздух. Будто невидимая пасть громадного чудовища пережевывала металл, дерево, человеческую плоть и кости, чавкала, издавала смрад выпущенных внутренностей, брызгала во все стороны кровавым дождем.

Норманны дрались отважно и методично, вполне подтверждая свою славу искусных воинов: за каждого сраженного северянина наемники платили пятью-шестью своими жизнями. Отрядам Аргальфа удалось немного потеснить дружину Гримссона, но тут им на помощь бросились анты, которых Первуд решил придерживать до поры. Безумна была храбрость этих воинов, потому как не все словенские воины имели доспехи, только щиты из турьих шкур, расседавшиеся под ударами мечей. Однако большие топоры и медвежья рогатина антов пролили не меньше крови, чем мечи и секиры варягов. Наемников прижали к засеке.

Первуд взмахнул своей тяжелой булавой. Лучники засуетились, поджигая стрелы, обмотанные трутом, подняли луки. Еще взмах – и ночь прочертили огненные дуги, оставляя за собой невидимый в темноте дымный след, упали за спину орды, поджигая заранее уложенную под засечные ряды калину.

Политый маслом и смолой хворост вспыхнул быстро. Еще продолжали наемники наседать на дружину Гримссона и антов, а за их спиной уже бушевало багровое пламя, пожирая трупы, повисшие на сучьях, отрезая подкрепления от тех, кто сумел преодолеть засеку. Наемники дрогнули; заметались черные тени в зареве пожара, строй вдруг развалился в мгновение ока – и началось бегство, страшное, постыдное, обреченное. Обезумевшие от ужаса люди бросались очертя голову прямо в огонь, других настигала сталь. Орда была разгромлена, поражение было полным.

Черный смрадный дым, повисший над пожарищем, мешал видеть с холма подробности схватки, но страшные вопли наемников и торжествующие крики норманнов «Браги! Браги!» объясняли, что происходит. Мелкие группки наемников были перебиты, прочие нашли свою смерть в пламени. Удушливый смрад горелого мяса и частички пепла черными клубами поднимались к небу. Более трехсот вражеских трупов усеяли склон холма, сколько же тел сгорело в огромном погребальном костре, в который превратилась засека, не знал никто. Норманнов и антов тоже полегло немало, но первая схватка для союзников войска оказалась победной.

Затихли вопли, догорели костры и засека, рассыпавшись мерцающими в темноте кучами горячих углей. Наконец-то с холма подул ветер, унес чад и зловоние. При свете факелов норманны торопливо вытаскивали из груд мертвецов своих раненых, уносили их прочь. Оке спешил отвести свою дружину за вторую засеку. Времени было немного: враг обязательно пойдет в новую атаку, едва погаснет пожарище.

Браги был доволен. Он поглаживал свою огненную бороду, и лишь крепкие ругательства иногда слетали с его губ. Глядя на дядю, Рорк подумал, что настал удобный момент проситься в бой, но Браги угадал его мысли.

– Первая схватка еще не победа, – сказал он. – С дикими и плохо вооруженными пехотинцами справиться нетрудно. Аргальф не глуп, и его лучшие воины пока не вступили в сражение. Твое дело – ансгримцы.

Рорк стиснул зубы. Древко топора Турна жгло ему руки; смертоносная сталь, на которой рука покойного кузнеца отчеканила изображения грозных кельтских богов войны Дагда, Морригу и Бодб, требовала крови убийц. Душа Рорка была переполнена яростью, которая, казалось, разорвет в конце концов ему сердце. Но слово дяди было законом. Наступил момент, когда молодой волк должен беспрекословно подчиниться вожаку, иначе гибель неминуема для всех. И Рорк смирился, прижал топор к груди и опустил взгляд, и только Браги мог по достоинству оценить такую покорность.

– Вторая линия, зажигайте костры! – приказал он.

Боги, казалось, сжалились над норманнским войском: в ночном небе из-за туч вышла луна, яркая и полная. Воины смотрели на нее, шептали наговоры. Опять ударил мороз, обжигающий лица. Наступила самая долгая ночь в году, Юль, – праздничная ночь, в которую христиане празднуют Рождество. Воцарилось странное затишье. По рядам норманнских воинов пробегал взволнованный шепот, все ожидали новой атаки.

– Ночь полнолуния, ночь волка, – усмехнулся Браги. – Ну-ка, Рорк сын Рутгера, сын Геревульфа, узнай, что делают Оке и Первуд!

Рорк чуть не закричал от радости. Проваливаясь в наметенные по склону сугробы, скатываясь по наледям, он в несколько минут добрался до второй засеки. Здесь столпились ратники Оке Гримссона и Первуда, а чуть поодаль стояли шеренги готской пехоты с большими треугольными щитами и длинными копьями. Лица воинов, участвовавших в первом бою, были покрыты копотью и кровью; некоторые из них ранены, и теперь волхвы перевязывали их.

Оке узнал Рорка. Он подошел ближе, и лицо гиганта стало мрачным.

– Чего ты хочешь? – сухо спросил он.

– Узнать, что собираешься делать. И поздравить с победой.

– Что я собираюсь делать, не твоего ума дело. И поздравления мне твои ни к чему, – Гримссон облизнул потрескавшиеся от мороза губы. – Не думай, что я простил тебе смерть брата.

– Боги рассудят нас.

– Железо рассудит нас, – воскликнул гневно Гримссон. – После битвы я найду тебя.

– Я сам приду к тебе.