Читать книгу "Земные пути - Святослав Логинов"

— Почему же тогда посох был сломан в битве с горожанами? — не удержался Ист. — Говорят, его обломок и сейчас можно видеть в одной из кожевенных мастерских, работники размешивают им растворы, когда собираются дубить юхотный товар.

— Юноша! — вскричал убелённый сединами маг. — Заклинаю вас, не произносите подобных слов вслух!..

— Я знаю, что вы хотите сказать, — перебил Ист. — Профессор, неужели вы забыли, как сомневались в том, что пушки смогут убить огнедышащих фуэтов? Однако оглянитесь — фуэтов больше нет, а пушки есть не только в Хольмгарде, но и в других городах.

— Я вижу, вы умный, начитанный юноша, — проникновенно произнёс Парплеус, — и хорошо изучили историю последних войн. Но вы по-детски несерьёзно относитесь к столь важным вещам. Пора взрослеть, молодой человек, законы акмеологии, простые и непреложные, требуют этого. А психологически зрелая личность, помимо всего прочего, отличается от инфантильной повышенной способностью к автогнозии. Да, я сомневался в действии пушек, но учтите, что сомнение есть модус вивенди всякого интеллигента. Сомнение — величайшее благо и проклятие современной культуролоргической парадигмы. На эту тему немало полезного можно узнать, прочитав анагнозмы, которые я отобрал для составленной мною хрестоматии по основам натурфилософии. Каждый из этих отрывков по отдельности не представляет чего-то сверхоткровенного, собственно говоря, это обычные апофтегмы, но все вместе они очерчивают картину мироздания, формируя у читателя систему правильных представлений.

— Где же я смогу ознакомиться с вашим замечательным опусом? — спросил Ист, удивляясь в душе, что даже здесь, в развалинах старого храма, под заунывные крики сов и аккомпанемент шакала Парплеус не может говорить ни о чём, кроме своих трудов. — Признаюсь, что жанр апофтегмы, — Ист улыбнулся чуть заметно, — всегда привлекал меня своей афористичностью.

— Один экземпляр хранится в университетской библиотеке Лютеции, ещё один был поднесён мною герцогу Лиезскому, и теперь я не знаю, цел ли он, — Парплеус вздохнул, — а непосредственно рукопись, разумеется, осталась у меня. К несчастью, в этих краях господствует иной язык, нежели на севере, и даже арамейский алфавит, общий для всех цивилизованных стран, здесь никому неизвестен. Так что вряд ли вы сможете прочесть написанное мной.

— А почему бы вам не перевести хотя бы часть своих сочинений на здешний язык и, главное, заказать не два списка, а по меньшей мере десяток? — Ист произносил эти слова с единственным желанием сделать приятное старому знакомцу, который в очередной раз не узнал Иста. И он никак не ожидал той реакции, что последовала за его словами.

— Ни за что! — с чувством выкрикнул старик. — Это была бы профанация великой идеи!

— Почему? — Ист так удивился, что оставил на минуту преувеличенно почтительный тон.

— Я не могу поверить, будто вы действительно учились в университете, — заявил Парплеус, усаживаясь поудобнее на обломке, изображающем оскаленную львиную морду. — Посудите сами: книги — это величайшая роскошь. Когда я говорю «роскошь», я не только имею в виду роскошное пиршество разума, но и роскошь в самом простом, грубом значении слова. Книги ценят, их украшают жемчугами и смарагдами. Книга доступна только избранным — и это правильно. Знание в руках черни — большего ужаса я не могу представить. А между тем не только негоцианты, которым грамота не обходима для их торговли, но и многие мастеровые умеют читать! Добавьте к этому дешёвую книгу — и высокое значение науки падёт. Представьте себе, что завтра кто-то научится делать пергаментные, бумажные или папирусные свитки простым механическим способом, подобно тому, как глупые бабы во всём мире готовят полотно на станках. Книг станет много, всякий, научившийся разбирать слоги, начнёт жить собственным умом, падёт уважение к власти и к самим богам! Я не знаю, — Парплеус заговорщицки понизил голос, — грамотны ли боги, но непобедимый повелитель мечей, разоривший этот храм, не знал ни единой буквы. Он понимал, что истинная природная магия, та, что даруется богами, плохо совместима с книгой. Лишь немногие избранные могут совмещать мудрость двух миров. Но именно потому, что я вхожу в число этих счастливцев, я никогда не стану широко распространять свои труды. И без того во всём мире власть лучших и достойнейших сменяется гнуснейшей какистократией. Бойтесь профанов, молодой человек, и знайте, что дешёвая книга даст им в руки великую силу…

Престарелый профессор говорил ещё что-то, с жаром и помыванием рук, видимо запамятовав, что он не в аудитории, а среди колдовских развалин, а тьма сгустилась и приближается час владычества некромантов. Он вещал и был в эту минуту вполне счастлив. Здесь, в Норгае, где он жил уже месяц, у него было мало слушателей и совсем не было учеников. Парплеус соскучился по умному разговору и не замечал даже, что Ист уже не слушает его, захваченный какой-то своей мыслью.

— Значит, вы говорите, что человек, читавший книги, уже не может всерьёз верить в бога? — неожиданно прервал Ист учёный монолог.

— Это не совсем так, — осторожно произнёс маг. — Думаю, что боги не допустили бы такого. Магия, как известно, основана на изустном заклинании, которое немедля теряет силу, будучи записанным. Письменный текст и устное предание имеют принципиально разную основу. Надеюсь, вы понимаете меня, и мне не придётся сейчас объяснять разницу между фонемой и аллофоном. Именно поэтому широкое распространение грамотности кажется мне куда опаснее, нежели пушки, навеки лишившие нас дивных огнедышащих фуэтов. К вашему сведению, фуэты — магические существа, которых люди необразованные постоянно путают с драконами. Последние из этих монстров пали на моих глазах…

— Спасибо вам, маэстро, — проникновенно произнёс Ист. — Вы подсказали мне ещё один путь, о котором я прежде просто не думал. Не знаю, приведёт ли он к чему-то хорошему, но, во всяком случае, крови на этом пути будет меньше, чем на остальных. Позвольте в виде благодарности изречь для вас небольшое пророчество. Если я хоть что-то понимаю в людях, то оно сбудется.

— Мне кажется, вы слишком молоды, чтобы ощущать в себе дар пророка, — осторожно заметил Парплеус.

— И всё-таки выслушайте. Вы уже стары, и жить вам осталось недолго. Однако знайте, что имя ваше не будет забыто. Пройдут сотни, а быть может, и тысячи лет, но вас будут помнить как первого и величайшего из учёных. Не знаю, сохранится ли что-либо из ваших трудов, которые вы так ревниво скрываете от мира и города, но даже в худшем случае вам припишут множество новых и смелых мыслей только лишь потому, что вы были первым, воспевшим новое знание, вы говорили много и непонятно, и поэтому вас легко толковать. Не горюйте, если некоторые ваши мнения будут восприняты с точностью до наоборот, люди вообще склонны неправильно понимать сказанное. Право же, ваша судьба завидна, и я искренне желаю, чтобы всё было именно так.

Ист говорил, и лицо его светилось в темноте. Парплеус, пытавшийся вначале что-то возразить, замер с открытым ртом, понимая, что перед ним творится небывалое.

— Кто вы, господин? — произнёс он, когда Ист умолк.

— Я тот мальчик, что когда-то оторвал уши кёнигу дер Насту. — Ист улыбнулся и поднял послушно вспыхнувший факел. — Идёмте, профессор, путь неблизок, а время позднее.