Читать книгу "Героев не убивают - Елена Топильская"

— Правильно, — без улыбки сказала Регина. — Все мужчины свиньи. Так что там с коньяком?

— Ничего. Милиционеры, которые охраняли подъездные пути винзавода, вступили в сговор с проводником, сопровождавшим коньяк. Проводник привозил две цистерны по четырнадцать тысяч литров каждая для разлива на винзаводе, и по дороге тысячу литров продавал. А чтобы сдать продукт по количеству, крепости и сахару, разбавлял оставшееся ослиной мочой…

— Ослиной мочой?!

— Ну, образно говоря: доливал четыреста литров воды, причем отнюдь не дистиллированной, триста литров хлебного спирта и триста литров домашнего вина.

— Та-ак, — протянула Регина, раскладывая на тарелке нарезанное холодное мясо, — а нам это потом разливали в бутылки? И продавали по девять восемьдесят?

— Вот-вот. Ты еще помнишь?

— Помню. Коньяк тогда был валютой, я этих бутылок покупала несметное количество для взяток.

— Каких взяток, Регина?

— Каких-каких… Доктору зубному и гинекологу, в детсадик воспитателям, в магазин, в жилконтору… Ну, так и что там с коньяком?

Я вспомнила это неординарное расследование и развеселилась. Когда мне поручили это дело, я была молодым следователем и, что там говорить, человеком без жизненного опыта. Зато уже тогда прекрасно знала, что ни в коем случае нельзя использовать изъятое по делу имущество, чем несказанно огорчала работавших по делу оперов Управления по борьбе с хищениями соцсобственности. За то время, пока изъятый коньяк в десятилитровых бутылях и кислородных подушках (так удобно было через штуцер из цистерны напрямую закачивать) находился в Управлении, он был изрядно разбавлен водой из-под крана. А вот когда вещдоки перекочевали в прокуратуру, живительный источник иссяк. Очередной ходок из УБХСС, возвращаясь из моего кабинета с пустой пластмассовой канистрой, горько посетовал в коридоре: «Да, с Машей каши не сваришь…»

Господи, какие были кристальные времена! Я снова задумалась о Масловском и расстроилась.

Впрочем, когда пришел Пьетро, я про все забыла. Вино действительно было хорошим, и я быстро утопила в нем угрызения совести.

Утром Пьетро дождался, пока я проснулась, и ласково наматывая мои волосы на палец, спросил меня, кто этот Саша, чье имя я повторяла вчера, обнимая его, Пьетро. Задавая этот вопрос, Пьетро не казался раздраженным.

— Я же понимаю, Мария, что до меня ты влюблялась в кого-то. Только не говори, что Саша — это русский аналог итальянского имени Пьетро, — шептал он мне на ухо со смехом.

— Саша — это человек, которого я любила несколько лет и с которым я прожила счастливейшие годы своей жизни, — призналась я, но Пьетро и на эти мои слова не обиделся.

— Значит, у меня есть шансы добиться того, что твой следующий мужчина будет спрашивать, кто такой этот Пьетро.

— Ах, ты уже мечтаешь спихнуть меня следующему мужчине? — возмутилась я, но мне тут же заткнули рот самым излюбленным мужским способом — страстным поцелуем. Отдышавшись, мы пошли завтракать.

Включив на кухне телевизор, я наткнулась на старательно-глуповатое лицо прокурора города, дающего интервью прогрессивному журналисту. Интервью было связано с делом Масловского.

Шевеля бровями и ежеминутно сверяясь со шпаргалкой, Дремов серьезно рассказывал, что суд обязательно осудит Масловского.

— Ваш прокурор рискует своим местом, — серьезно сказал Пьетро, когда я перевела ему сказанное Дремовым. — Как он может предвосхищать решение суда? Если бы у нас прокурор сказал, что он уверен, что суд вынесет обвинительный приговор, не только он лишился бы своего места, но и судья: значит, прокурор в сговоре с судьей.

— Пьетро, прокурор всего лишь хотел сказать, что если бы он не был уверен в виновности Масловского, он не допустил бы его ареста. Просто он у нас косноязычный и не очень умный.

— Но это несерьезно, — возразил Пьетро. — Человек на такой должности не может быть косноязычным. Он не может выражаться так, чтобы это воспринималось как двусмысленность. Как же он занял этот пост?

— А ты хочешь сказать, что у вас в Италии такие посты не продаются? Что их не занимают за деньги?

— А ты хочешь сказать, что он купил свой пост? — Все-таки Пьетро был патриотом и уводил разговор от недостатков государственного устройства родной страны.

Меня страстно подмывало рассказать Пьетро про коллизию с Масловским.

Возможно ли такое, например, в Италии? В конце концов, скоро он уедет и увезет эту тайну с собой, но все-таки я, нечеловеческим усилием напрягшись, смолчала.

А после завтрака Пьетро спросил, куда бы я хотела поехать в его компании на неделю?

— На неделю я не могу, — испугалась я.

— А на сколько можешь?

— На три дня…

— Хорошо, на три дня. Куда бы ты хотела со мной поехать? Учти, что это еще не свадебное путешествие, все еще впереди.

Так. Значит, Пьетро считает, что впереди еще свадебное путешествие. На меня нахлынули сладкие мечты о венчании в каком-нибудь итальянском соборе под ослепительно синим небом, когда ветерок ласково поигрывает фатой…

Господи, ну где моя юношеская беззаботность? Видения не остановились на красивых взлетах фаты. Дальше мне увиделось, как я в чужой стране, не зная языка, без друзей и родных (ребенок наверняка не согласится уехать со мной, да и как я разлучу его с отцом), в тоске сижу дома, пока муж зарабатывает деньги в итальянской полиции…

— Мария, — тревожно заметил Пьетро, уловив перемену в моем настроении, — что случилось? Пока мы только едем вместе отдохнуть… Куда ты хочешь?

— В Вивенхоу парк, — выпалила я, представив луг, усеянный маргаритками.

— Там мы с тобой уже были. Поехали куда-нибудь в другое место. Куда?

— Куда? Ну, может быть, в Швецию?

И мы поехали в Швецию.

Не без участия интерполовских друзей Пьетро мне удалось получить визу в рекордные сроки, и через три дня мы уже гуляли по широкой Авеню в Гетеборге.

— Пойдем в новый музей, — предложил мне Пьетро. — Здесь открыли музей естествознания, называется «Юниверсиум». Не уступает стокгольмской «Акварии».

В «Акварии», как рассказал мне Пьетро, экспозиция начинается с мостика через тропическую речку, где плавают громадные экваториальные рыбы. На мостике надо стоять десять минут: за это время происходит смена дня и ночи — темнеет, грохочет гром, льет тропический ливень, рыбы прячутся под мост; потом снова выглядывает солнышко, наступает утро, и над широкими листами водяных растений поднимается пар…

— А в «Юниверсиуме» экспозиция начинается с верхнего этажа, и мы будем постепенно спускаться к экватору по климатическим поясам.

Больше всего меня в «Юниверсиуме» поразили ручные скаты. Они плавали в круглом открытом аквариуме, над которым висела табличка: «Скаты ручные и любят, когда их гладят. Гладьте их, пожалуйста!». Не поверив написанному, я подошла к бортику аквариума, и в ту же секунду ко мне стремительно подплыл большой скат, он высунулся из воды и подставил свою блестящую плоскую спину, ожидая, что я приласкаю его. Я осмотрела бассейн и увидела, что дети, столпившиеся возле бортика, вовсю гладят рыб, а те, похоже, кайфуют, потому что подплывают еще и еще…