Читать книгу "Игра магий - Николай Басов"

Вот так и окончился этот день, незаметно. Потом миновал еще день, еще… Но однажды под вечер, пожалуй, уже в темноте, когда гребцы в трюме и фонари запалили, Виль позвал к себе Сухрома на ют их кораблика.

— Смотри теперь хорошенько, рыцарь.

Голос Виля, как всегда, оставался слишком высоким, почти писклявым или даже чирикающим.

На юте они были вдвоем, остальная команда, кажется, ужинала, а матросы, как им полагалось по неписаному закону, царящему на таких вот корабликах, а может, и на море, отдыхала после долгого и тяжелого труда на крыльях и ухода за баллоном, бесшумно парящим сейчас в сумерках над ними.

Было на удивление тихо, могло показаться, что весь мир залило какое-то вязкое, совершенно прозрачное стекло, и они тоже в этом стекле оказались, залипли, как мухи в янтаре далекого и не очень яркого уже заката. Земля внизу расстилалась темной, совершенно неразличимой скатертью, и только палуба под ногами едва подрагивала и поскрипывала, словно бы «Раскат» и сам хотел убедиться, что движение и звуки еще существуют.

Сухром стал смотреть, сначала вперед, как всегда почему-то на корабле хотелось смотреть, потом широко от носа — влево и вправо. Обзор с капитанского места был все же не самый хороший, мешали ванты, прочие какие-то канаты и сплетенные сеткой снасти, да и крылья закрывали обзор, неподвижно зависнув широкими своими лопастями.

Зато рыцарь отлично понял, что корабль, оказывается, за все эти дни немного приспустился, сошел с той невероятной высоты, на какой они оказались после бури. Странно было, что он на это прежде не обращал внимания, ведь буря прошла уже давно, а вот уверенность, что они из нее вышли, появилась у него только сейчас и лишь в этой безмолвной неподвижности.

Зато теперь они совершали свой путь пусть и неторопливо, поддаваясь слабому ветру, но, как обычно, в сотнях саженей над землей в правильном, выбранном рыцарем направлении. К счастью, опасаться неожиданной возвышенности или горы не приходилось, местность была по-прежнему ровная и по-степному гладкая, будто вылизанная.

— Капитан, а где же горы, которые я видел?

— Остались в стороне, да и проскочили мы их над облаками. — Капитан хмыкнул. — Должен признаться, никогда прежде я так высоко, как во время той бури, не забирался. Может, ты не заметил, рыцарь, но даже дышать было трудно.

— М-да, капитан, пожалуй, я последнее время не очень следил за тем, как мы продвигались.

— Зато ты направление указал. И знаешь, я почему-то тоже понял, что это правильный курс.

Помолчали. Рыцарь снова всматривался, хотя теперь уже не очень внимательно. Пожалуй, он не знал, что же должен высмотреть.

— А если тебе не понравилось так-то подняться, почему же ты столь долго на высоте оставался?

— Этого я сам не понимаю, сэр рыцарь. Почему-то казалось, что едва я приспущусь, как буря на нас вновь накинется. — Капитан Виль задумался. — Вот мнилось, все уже тихо внизу, уже ветра те самые клятые прекратились, но если спущусь… они снова возникнут. Будто в засаде они нас подстерегают. Я себе сто раз объяснил, что так не бывает, а все ж опасался… Не понимаю я этого.

— Наверное, правильно ты сделал, что свои страхи послушал, — осторожно признал Сухром.

— Да не страхи это были… — Виль раздраженно махнул рукой. — И-эх, не объяснишь этого, сэр. Даже себе трудно, а уж кому другому, хоть бы и тебе, вовсе не получается.

Рыцарь понял, что разговор закончен, капитан умолк совсем. Вот только что же нужно было увидеть… И только тогда, по какому-то закону, о котором Сухром и представления не имел, он присмотрелся еще и лишь тогда увидел — оранжевую звездочку.

А закон этот был прост, как и все на свете просто, лишь понимать эту простоту иной раз бывает сложно. Если бы у рыцаря было побольше образования и он умел составлять правильные слова, он определил бы его так: чтобы разобрать и увидеть нечто невидимое, нужно быть с этим невидимым в сродстве, которого добиваются опытом и умом либо высокой удачей, что представляет собой почти невероятный вариант совпадений, продиктованных необходимостью самых общих, почти космических законов. Или даже — не почти…

Но он этого не знал и не умел, он лишь это почувствовал всей своей сущностью, всей душой, всеми способностями присутствовать в этом мире. Поэтому сказал, даже не Вилю, а скорее себе самому:

— Я вижу, она — там. — И указал рукой путь на оранжевое пятнышко, которое странным образом светило как бы через пласты темного горизонта.

Они шли почти правильно, лишь чуть, на четверть румба, не более, отклонились к югу. Виль что-то хрюкнул за спиной рыцаря, видимо, раздумывал, стоит ли вызывать команду, чтобы несколькими взмахами крыльев «убрать это расхождение», как говорили судоводители, или был доволен, что за последние дни сумел не слишком отклониться от однажды заданного курса.

На следующий день звездочка была видна и днем. Такого прежде не случалось, и Сухрому было непонятно — почему ее, эту оранжево-желто-красную искорку, не видит никто, кроме него. Вот же она, рядом… А еще, к тому же, как и прежде было, когда они подходили достаточно близко к тому месту, которое нужно было найти, наконец-то появился звук — гудение тяжкой басовой струны, словно бы звучащей над всей землей, во всем мире. Это порадовало рыцаря еще тем, что звук этот означал: после страшного ментального контакта с Госпожой он, Сухром од-Фасх Переим, уже совсем пришел в себя.

Странный это был день. Всех вдруг словно бы подстегнуло что-то, все почувствовали какое-то нетерпение, заторопились, заспешили… И всех без исключения, даже самых туповатых матросов из команды «Раската», переполняла уверенность, что этот переход закончен наконец-то и скоро все, ради чего они пришли сюда, на этот край мира, закончится.

А к вечеру они увидели город. Странно растянутый вдоль довольно широкой и какой-то неровной реки. В наступающих сумерках видно его было не очень хорошо, но какие-то пятна на нем, словно бы отражения не слишком высоких облаков, различить было возможно.

Рыцарь, перевесившись через борт, пробовал разглядеть, в каком именно месте этой горы строений светит оранжевая звездочка. Но против ожидания, она не стала ярче оттого, что они приблизились к месту ее гм… обитания, а оставалась такой же. И потому терялась между огнями… уже тут и там зажженных факелов, каких-то фонарей или даже небольших костров, на которых, как оказалось, местные женщины привыкли готовить ужин. Разумеется, костров было побольше во дворах небогатых домов, а то и в бедных районах города. Зажиточные улицы светились цивилизованными фонарями и светом окон, как всегда бывало на юге — выходящих лишь во внутренние дворики, окруженные стенами построек или довольно высоких оград. Сухром крикнул капитану:

— Виль, как называется этот город? Ведь у тебя должны быть какие-нибудь карты, ты должен знать хотя бы название…

— Мои карты, сэр Сухром, — он едва ли не впервые так назвал рыцаря, — закончились обрезом еще перед горами, которые мы миновали три дня тому… А лоции тут и вовсе бесполезны.