Читать книгу "Изумрудные глаза - Дэниел Моран"

* * *

М а к к а н: Доставляет ли вам удовольствие знакомство с человеческими мыслями?

Кастанаверас: Ни в коем случае.

М а к к а н: Не смогли бы объяснить подробнее?

Кастанаверас: Это очень трудно. У меня нет уверенности, что я правильно передаю свои ощущения.

В словах или с помощью какого-то иного носителя. Прежде всего, я, как полагают очень многие, не способен читать чужие мысли. Наиболее приемлемое описание состоит в том, что я как бы вижу мир глазами другого человека. В этот момент я будто слит из двух половинок– из собственного "я" и из потока сознания того человека, в которого воплотился. Но даже это описание всего лишь грубая, приблизительная схема. Я наблюдаю мир двумя парами глаз, во мне живут два внутренних мира. Если я знакомлюсь с мыслями человека, интеллектуально более развитого, чем я, – это случается куда чаще, чем можно было бы предположить, – в этот момент я способен легко воспринимать незнакомые мне термины, понятия, обстоятельства, о которых до той минуты никогда не слышал. Таким образом, два сознания посредством дара как бы увязываются в единое целое.

М а к к а н: Как вы могли бы прокомментировать использованное вами словосочетание «ни в коем случае»? Кастанаверас: Известно ли вам, какое чувство наиболее характерно для всех людей? М а к к а н: Постараюсь угадать. Кастанаверас: И не пытайтесь. Чувство вины! Это ужасное состояние – постоянно испытывать вину за те поступки, которые трудно назвать добродетельными. Да, есть люди, кому все это глубоко безразлично, но их на удивление мало. Подавляющее большинство живет в сетях этой изматывающей, терзающей страсти. Они не могут от нее избавиться, и я тоже, как, впрочем, и все телепаты. Повторяю еще раз – процент людей, не испытывающих чувства вины, мал. Я бы сказал, ничтожно мал. О них в каком-то смысле можно сказать, что они здоровы, если подобную душевную безмятежность считать нормой. Хотя вряд ли – норма как раз в поведении большинства, а эти неизлечимо больны.

М а к к а н: Не вытекает ли из ваших слов, что к особям этого типа можно применить определение «психопат»?

(Кастанаверас некоторое время молчит.)

Кастанаверас: Я не считаю себя вправе ставить диагнозы. Встречаются люди, чей взгляд на мир весьма далек от логики или имеет смещение в сторону какой-нибудь мании. Вот их, по моему мнению, вполне можно считать психопатами. Собственно, медицина так и поступает. Этих несчастных в процентном отношении сравнительно немного. (Вновь молчание) Но есть люди – это, по-видимому, самое радостное, – вполне сознающие, по какой причине они страдают. Не в том смысле, что они скорбят по поводу какого-то единичного поступка. Нет, они ощущают вину как необходимый элемент выживания. Знают, что они из себя представляют. Эти люди стараются не совершать того, что причиняет страдание. (Едва заметная улыбка) Возможно, это даже замечательно.

М а к к а н: Я так понимаю, что себя вы к их числу не относите?

Кастанаверас: Я? Конечно нет. И очень сожалею об этом.

М а к к а н: На самом деле?

Кастанаверас: Вне всякого сомнения.

* * *

Карл и Жаклин стояли в пропитанной сыростью темноте. Убежище они нашли под деревьями в метре от ярко освещенной полосы перед забором. Светящиеся шары висели, покачиваясь, в десяти метрах над ровно постриженной травой. Здесь не было и намека на тень или какое-нибудь укрытие.

Высокая ограда окружала дом. Единственным прогалом являлись центральные ворота. Забор охраняли как люди-охранники, так и сторожевые роботы, называемые уолдосами. Несколько десятилетий назад на основе приспособленных для охоты роботов их специально сконструировали для охраны расположенных в дикой местности объектов. Вот они-то и сторожили центральные ворота, через которые только и можно было попасть на территорию поместья. Расстояние между опушкой и забором составляло около шестидесяти метров.

Полагаю, путешествие будет нелегким.

Карл утвердительно кивнул. Он отфокусировал очки и принялся изучать ограду. Насколько ярко освещалась лужайка, настолько тускло вырисовывался верхний край забора.

Взгляни, чуть повыше ограды.

Где, где... ага, вижу! Они протянули проволоку. Не менее двух метров над краем.

Да, сама ограда около трех метров и еще выше проволока. Дорогая затея.

Жаклин буквально струилась сарказмом:

Похоже, у этого типа денег хватает. Проволока – это хорошее решение. Если мы попытаемся разрезать ее в каком-нибудь месте, поднимется тревога. Если попробуем преодолеть забор под нею, сразу попадем на заметку. И с тем же ехидством добавила: Такая вот получается логика.

Как полагаешь, на что похожа эта ограда?

На кирпичную кладку.

Точно. И кладка достаточно старая. Хочешь пари? Спорю, что в стене нет сенсорных датчиков.

Хочешь сказать, ограда не обладает чувствительностью?

Вот именно. Забор был сложен в прошлом веке и с тех пор ни разу не ремонтировался и не переоборудовался.

Жаклин помедлила.

Мое преимущество в том, что я всегда воздерживаюсь от пари. Наша единственная возможность – это главные ворота. Там, где проволока имеет разрыв. Но это означает, что нам придется иметь дело с уолдосами. Или все же стена?

Но как? Мы не сможем перелезть через нее, у нас нет времени на подкоп. Не знаю, что еще можно предпринять.

Жаклин кивнула и решительно предложила:

Что, если проломить стену?

И что дальше?

Женщина не ответила.

Под покровом ночного леса они двинулись вдоль прилегающей к забору полосы, пока не нашли удобное для прорыва место. Здесь лес ближе всего подбирался к стене – метров на пятьдесят. Отсюда виднелись главные ворота, но до них было более двух сотен метров. Это плохо.

Карл и Жаклин переглянулись, подобрались. На счет три. Приготовились... Раз, два... Пошли! Они бросились к забору. Карл мчался, как никогда в жизни, но все равно он не успел проделать и половины пути, когда Жаклин уже добралась до ограды. Там она плюхнулась на живот. Кастанаверас примчался несколькими секундами позже, прижался к земле рядом с де Ностри. Жаклин уже работала лазерным карабином – палец с длинным коготочком, под которым запеклась чужая кровь, лежал на спусковом крючке. Она водила и водила густо-красным, едва видимым лучом по кругу диаметром около метра. Карл включил свой лазер, в пределах этого круга провел мазерным лучом крест-накрест. Каждый раз, как только луч в глубине кладки натыкался на воздушные пузырьки, слышался треск. Это разогретый' до плазменного состояния воздух вырывался наружу. Жаклин сняла палец со спускового крючка. Карл спустя секунду поступил так же. Кирпичная кладка в том месте, где ее жгли лазерными импульсами, раскалилась до вишневого цвета. Карл и Жаклин, крепко обнявшись, одновременно ударили плечами в середину пятна. Раз, другой, третий. Кладка треснула. Четвертый удар выбил четвертушку буквы "X". Карл, стараясь не касаться раскаленных краев, проскользнул через пролом – впрыгнул и уже внутри сделал кувырок. Жаклин с изяществом кошки последовала за ним. В отличие от Карла, стараниями доктора де Ностри ее собственный мех вполне защищал от жара.