Читать книгу "Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!» - Владимир Першанин"

В один из дней что-то изменилось. Елхов собрал командиров взводов и сержантов, их заменяющих. Здесь же находилось отделение саперов.

– Мужики, сидение наше кончилось. Сегодня перед рассветом ударим с целью расширения плацдарма и непосредственного выхода на склон высот. Цель – взять вот этот участок, закрепиться и ждать подкрепления.

На склоне долго не усидишь, каждый это понимал, но и глупых вопросов капитану не задавали. Тем более здесь находился особист Стрижак. Саша Бызин по простоте все же не удержался:

– Что, наступление?

– Для нашей роты – да, – лаконично ответил Стрижак. – А дальше загадывать не будем. Но до весны здесь сидеть не будем, это я вам точно обещаю.

Почти каждую ночь то слева, то справа наносились контрудары по врагу, что-то взрывали, возможно, охотились за языками. Сегодня настала очередь второй роты. Может, разведка боем? Ведь не удержаться на склонах, если не подойдут основные части. А может, один из отвлекающих ударов, пусть неудачных, но сыграющих свою роль, а штрафников спишут как искупивших свою вину.

Граница наступления была оговорена заранее. Саперы определили участки прохода. До пяти утра отдыхали. Хотя какой к черту отдых. С вечера налили по сто граммов, покормили, кто-то сумел заснуть, а большинство слонялись или лежали.

Беспокойно вел себя Сергей Маневич. Отослал Машу, которая крутилась рядом, передал Ходыреву два письма и рассказал свою историю, о которой раньше умалчивал.

– Понимаешь, Машке голову задурил, может, и беременная уже ходит, а у меня ведь жена в Витебске.

– Обманул, выходит, девку?

– Подожди ты, послушай, – непривычно раздраженный Маневич торопился выговориться. – Женили меня по-дурному, как отец решил. У него сосед, дружок закадычный, а у того дочка на выданье. Сначала вроде со смехом, чего, мол, далеко пару искать, вот они жених и невеста. Шутками вроде как играя, решили нас сосватать, ни меня, ни Марину не спросив. А я ее терпеть не мог: пухлая, сопит, как корова, ну, не лежало к ней сердце. А спорить с родителями не решился, поддался по слабости характера. Всем хорошо сделал, кроме себя. Поэтому из армии домой к жене не вернулся, в училище пошел.

– Ну, а с женой что?

– Вроде ребенка родила.

– Чего ты дуришь? – разозлился Борис. – Вроде – не вроде… Есть ребенок или нет?

– Не успел увидеть, война началась.

– Ну, а что теперь с Машкой будет?

– Не знаю. Жив буду – разберусь.

– Серега, ну, ей-богу, я тебя серьезнее считал, а ты, как в игрушки играешь.

Затем успокоились. Борис принял письма, спрятал в карман, немного поспали, а в темноте неполная рота двинулась в путь. Собственно, движения не получалось. Снежную целину, и без того светлую, освещали ракеты, некоторые горели по несколько минут, спускаясь на парашютах.

– Кому-то расчищаем путь, – шепнул Маневич на ухо Борису.

– Может, сегодня большой сабантуй начнется.

– Вряд ли.

Справа группа приближалась к проволочному ограждению. Их засекли и ударили из пулеметов. Повисла снежная пыль, раздались крики, группу побили бы целиком, но вмешалась наша артиллерия. Когда все стихло, Ходырев разглядел у развороченной проволочной дыры три тела.

Приполз саперный лейтенант, сообщил, что надо спешить. Минут через сорок рассветет, тогда ничего не получится.

– Одни уже поспешили, – огрызнулся Маневич. – Троих наповал, а двое, дай бог, хоть покалеченные доползут.

И Маневич, и Ходырев знали, если не получится ночная вылазка, то днем пошлют всю роту целиком. Пригонят с утра пораньше пополнение и выгонят на свежий снег.

Немного подумав, решили двинуть двумя группами, может, хоть у одной что-то получится. Послали бойца на КП договориться насчет артиллерийского прикрытия. Долгое получилось согласование, но завязалась свара на левом фланге. То ли наступали немцы, то ли пошел вперед пехотный батальон. В эти ноябрьские дни все было наэлектризовано до предела. Удары следовали повсюду. Елхов воспользовался заварухой и поднял роту.

Ходырев бежал вместе с Маневичем к своей цели, участку с лобастым, окрашенным в светло-серый цвет дотом. Близко их, конечно, не подпустили, пулеметные очереди вспахали снег, атакующие зарывались, где могли, кто-то ковылял назад.

Бронебойщики Саши Бызина долбили дот, целясь в амбразуры. Тяжелые пули искрили, рикошетя в разные стороны. Толку от противотанковых ружей получалось мало, взвод Бызина таял на глазах. Его бойцы подошли вплотную и, оставив неуклюжие ружья, ворвались в траншею. Их расстреливали в упор из автоматов. Те, кто залег, бросали через головы гранаты, стоял непрерывный треск.

До серой громады дота оставалось метров семьдесят. Главная амбразура с крупнокалиберным пулеметом перемалывала взвод Бызина. В сторону первого взвода Маневича вел огонь легкий пулемет из низкой амбразуры, наполовину утонувшей в снегу.

– Луговой, бери помощника и дуй к мелкой амбразуре.

– Кого брать?

– Музыканта бери, пусть сыграет напоследок. Бегом!

Гриша Сечка затравленно глядел на Ходырева в поисках защиты. Ведь только он умел так душевно играть «Прощание славянки», всегда помогал Ходыреву, а его заставляют ползти сквозь колючий снег навстречу пулемету. С Маневичем было сегодня опасно спорить, он был слишком раздражен и не терпел возражений.

Луговой и Сечка вымахнули из траншеи и торопливо поползли, буравя свежевыпавший снег. Они то сближались, то отдалялись друг от друга, удлиняя расстояние, и спасал их пока взвод Бызина, сцепившийся в ближнем бою. Наконец Луговой, слегка подняв голову, бросил гранату и снова спрятался в сугроб. Сечка подполз ближе и швырнул РГД точнее, возле самой амбразуры.

Ждать дальше было нельзя. Маневич дал сигнал, и взвод, рассыпавшись, побежал изо всех сил. Пулемет сверкал навстречу частыми вспышками, люди падали один за другим. Боец, подскочивший поближе, стрелял из винтовки в амбразуру, но дуэль складывалась не в его пользу. Пулемет лишь слегка довернул ствол в сторону смелого бойца и сбросил его на снег вместе с треснувшей пополам винтовкой.

Положение отчасти спас Ходырев. Понимая, что терять нечего, он забежал сбоку, получил ранение в руку и, не обращая внимания на боль, высадил с расстояния десяти шагов остаток диска в узкую длинную амбразуру. Взвод обтекал дот, а Маневич поднял за шиворот из снега Лугового. Пышные усы бывшего танкиста-ремонтника топорщились, он пыхтел, а в одной руке продолжал сжимать неиспользованную гранату.

– Бросай! – кричал Маневич, который, кажется, совсем потерял самообладание.

– Куда? – растерялся Луговой. – Там наши.

– Какие тебе наши… припороть бы тебя, сучонка, здесь же!

Гранату из напряженной руки Лугового вытащил Гриша Сечка и запустил в бурьян. Саперы, окружив дот, крепили связки толовых брусков. Появился Елхов и, собрав уцелевших бойцов, показывал в направлении траншей: