Читать книгу "Тайна Бутлегера, или Операция "Ноктюрн" - Джузеппе Д'Агата"

— Он был одним из моих матросов. Строптивый, непослушный, дерзкий. На борту, во время войны, мы были с ним на «ты». Это со мной-то, офицером, знатным аристократом. — Он иронически улыбнулся. — Он говорил тогда о равенстве, о мировой революции, о советской России. Говорил о Ленине, Сталине…

— О партии, граф Рудинский, — с неожиданным волнением уточнил Шабе.

— Видишь? — обратился Юрек к Мерилен. — Он возвратил мне мой титул.

— Чтобы упростить наши отношения и прояснить некоторые детали.

— Наши отношения скреплены кровью. Вспомни, старик, ведь это ты завербовал меня в разведку в Лондоне после войны. — Он снова обратился к Мерилен: — Я не знал тогда, куда податься. Канада, Аргентина… Я мог эмигрировать, попытать счастья, забыть…

— Нет, было кое-что такое, что ты не мог забыть, — перебил его Шабе.

— Это верно. Один образ не выходил у меня из головы: невысокий лысый человек с мышиной физиономией…

— Краковский торговец.

— Да, торговец… Моя семья жила в замке…

— Владела всей областью, землями, скотом, селениями, людьми… и людьми тоже, почему не говоришь об этом? — спросил Шабе.

— Однажды, возвращаясь из колледжа на рождественские каникулы домой, я встретил этого торговца у ворот парка, — продолжал Юрек. — Было холодно, ужасно холодно, и он пришел из села пешком, потому что мой отец пожелал сыграть с ним в шахматы. Кроме него, никто больше не умел играть… Я видел, как он вошел в парк, подошел к окну гостиной и постучал в стекло. Потом увидел, как мой отец открыл окно и поставил шахматную доску на подоконник… Так они и играли: отец сидел в кресле у горевшего камина, а торговец стоял на снегу, в холоде… Он был евреем, а в дом знатного поляка евреи не имели права даже ногой ступить… Вот каким был мой мир всего лишь сорок лет тому назад… — Он взглянул на Мерилен. — И тогда я ушел с Шабе.

— Красным было тогда только твое сердце, только оно, — с огорчением заметил старик. — А сознание твое запуталось в противоречии между несправедливостью и привилегиями…

— Мое сознание свободно, старик.

— Возвращайся в свой замок.

— Верните мне его.

— Там теперь школа.

— Тогда я построю его в другом месте.

— Денег не хватит, — насмешливо заметил подошедший к этому времени Контатти, показывая чемоданчик и протягивая его Юреку. Тот сразу же отдал его Мерилен.

— А ключи от машины? — спросил Юрек.

— В замке зажигания, — ответил Контатти.

— Лучше воспользоваться его машиной, — посоветовал Юрек Мерилен. — Другую Шабе, возможно, повредил.

Мерилен кивнула:

— Я подожду тебя.

— Иди. — Юрек подтолкнул ее вперед.

— Ты…

— Дай нам проститься. — Он погладил ее по щеке, успокоил жестом и снова поторопил.

Глаза Мерилен осветились радостью и надеждой, и она направилась к машине. Неся драгоценный чемоданчик, она прошла мимо Шабе и Контатти, спустилась по лестнице и, выйдя в ворота, исчезла в темноте.

Шабе хотел было последовать за ней, но остановился, увидев в руках Юрека пистолет. Они обменялись ледяными взглядами.

— Погаси! — приказал Юрек.

Шабе выключил фонарик.

Юрек своими кошачьими глазами видел, что Мерилен, испугавшись темноты, задержалась на мгновение у ворот, словно хотела вернуться.

Воцарилось напряженное, томительное молчание. Мерилен вышла на дорогу. Юрек прицелился и спустил курок. Сраженная пулей, она упала как подкошенная, даже не вскрикнув.

Юрек первым взял себя в руки. Достал из кармана пакет с магнитной пленкой и фотографиями и, взвесив его на руке, вручил стоявшему рядом Контатти. Тот положил его на каменный стол, находившийся на террасе, и поджег. Задумавшись, оба молча смотрели, как горят и быстро превращаются в пепел драгоценные документы.

Шабе тем временем направился к воротам и, осветив фонариком тело Мерилен, наклонился, желая убедиться, что нет признаков жизни, с удивлением обнаружил ее новое, почти неузнаваемое лицо в обрамлении светлых волос.

— Забавный маскарад, — заметил он, выпрямляясь, и направил луч фонарика на Юрека и Контатти, пошедших к нему. Юрек выглядел весьма удрученным.

— Изменив лицо, она надеялась… Я не мог дать ей ничего, кроме жалкой надежды.

Контатти дружески положил руку ему на плечо, выражая понимание, потом обратился к Шабе:

— Мы уедем. Займись ею.

Шабе посторонился, пропуская их, и снова осветил бескровное, очень красивое лицо Мерилен.

— Положу на нее цветок.

Старик посмотрел вслед Юреку и Контатти, садившимся в «фиат». Вскоре они исчезли в темноте. Бесстрастное лицо Шабе не отражало никаких чувств, и скорее всего потому, что он снова погрузился в воспоминания.

В офисе контрольной комиссии ПОРП за длинным столом сидят человек двенадцать партийных функционеров — безликие физиономии, бесцветные одежды. Почти все пожилые люди, бывшие рабочие или шахтеры. На стене за их спиной скрещены два красных знамени с символикой Польской объединенной рабочей партии, висит портрет Гомулки.

Один из партийных работников, с опущенной головой перебирая бумаги в папке, пытается скрыть некоторую неловкость. Он читает нудным, монотонным голосом:

— Родился в Данциге, дата рождения неизвестна, родители — поляки, моряк, без образования… Впервые был арестован в четырнадцать лет во время забастовки портовых рабочих в Риге… Призван на службу в царский флот, осужден военным трибуналом за подрывную пропаганду, освобожден во время Октябрьской революции… Моряк русского Балтийского флота, участник Гражданской войны, член большевистской партии с тысяча девятьсот двадцать второго года, арестован ГПУ, затем НКВД и отправлен в ссылку как сознавшийся в совершении преступления, а именно в содействии конспирации троцкистско-бухаринского центра… — Докладчик бросает украдкой взгляд по ту сторону стола и продолжает: — Совершив побег из лагеря в Воркуте, возвращается под фальшивым именем в Польшу… Во время войны служит на торпедном катере «Гдыня», который защищает Англию… Все с тем же фальшивым именем становится информатором люблинского революционного правительства… За исключительные военные заслуги дважды награжден… Идентифицирован и подвержен дисциплинарному наказанию… Документы, переданные нам непосредственно товарищем Хрущевым, доказывают, что обвинения НКВД были ложными и что его признание было получено под пытками.

Докладчик закрывает папку. Функционер, сидящий в центре стола — председатель, — окидывает взглядом членов комиссии:

— Есть предложение реабилитировать товарища Шабе. Возражения есть?

Молчание. Вопросов нет. Все внимательно смотрят куда-то вдаль, по ту сторону стола.