Читать книгу "Айсберг - Клайв Касслер"

— Однажды развалина, на которой я летал, сильно раскашлялась. Я сел на пастбище одного фермера и убил его быка-чемпиона. Весь округ предъявлял мне иски. Но я их перехитрил — записался в армию.

Питт не мог сдержать улыбку, глядя через лобовое стекло на реку в двухстах футах под собой. С такой высоты он легко разглядел пологий холмик, на котором его нашел Андурссон. Но увидел он и кое-что такое, чего никак не ожидал: почти незаметную ровную линию на местности, уходящую на юг. Он чуть приоткрыл боковое окно и снова посмотрел. Так и есть: темно-зеленая полоска на фоне более светлой тундры.

Его собственные отпечатки. Погружаясь в мягкую растительность, ступни оставили след, идти по которому так же легко, как по белой осевой.

Питт поймал взгляд Кешмана и показал вниз.

— На юг. Летите по этой темной полосе на юг.

Кешман повернул самолет и выглянул в боковое окно. Потом в знак того, что понял, кивнул и развернул нос самолета на юг. Пятнадцать минут спустя он мог лишь дивиться явственно видному следу, оставленному Питтом на пути к реке. Не считая нескольких небольших отклонений на неровностях поверхности, полоса, оставленная человеком на земле, было ровной почти как отвес. Пятнадцать минут — ровно столько понадобилось летающей древности, чтобы покрыть расстояние, которое Питт преодолел за много часов.

— Вижу! — крикнул Питт. — Вон — похожее на трещину углубление там, где кончается мой след.

— Где сядем, майор?

— Параллельно ущелью. Тут с востока на запад плоский участок примерно в пятьсот футов.

Небо начало темнеть от падающего снега. Когда Кешман заходил на посадку, за стеклом показались первые хлопья; потоком воздуха их уносило в небо.

Питт выиграл гонку, но в самый последний миг.

Посадка, учитывая неровную местность и сильный ветер, прошла благополучно. Кешман так рассчитал приземление, что дверь кабины самолета оказалась в десяти ярдах от крутого спуска.

Едва колеса самолета успели остановиться, как Питт выпрыгнул из кабины и начал спускаться на дно ущелья. За ним люди Халла методично выгружали припасы и раскладывали их на влажной земле. Два фельдшера размотали тросы и опустили их за край, готовясь поднимать выживших.

Питт не обращал на это внимания. У него было лишь одно страстное желание: оказаться первым в адской пропасти. Он сразу увидел лежащего на земле Лилли; Тиди склонилась над ним, держа его голову у себя на коленях. Она что-то говорила Лилли, но слов Питт не различал: Тиди говорила хриплым шепотом; она старалась улыбнуться, но губы сложились в болезненную гримасу, и ни в голосе, ни в глазах не было радости. Питт подошел и осторожно коснулся ее влажных волос.

— Кажется, вы стали близкими друзьями.

Тиди повернулась и ошеломленно посмотрела на стоящего над ней человека.

— Милостивый боже, вы вернулись! — Она коснулась его руки. — Мне казалось, что я слышала звуки самолета. Боже, как замечательно, вы вернулись!

— Да. — Питт слабо улыбнулся и кивком показал на Лилли. — Как он?

— Не знаю, — устало ответила Тиди. — Просто не знаю. Полчаса назад потерял сознание.

Питт наклонился и прислушался: дыхание медленное, стабильное.

— Выживет. У этого парня кишки десять миль длиной. Главный вопрос — сможет ли он ходить.

Тиди прижалась лицом к руке Питта и заплакала, судорожно, порывисто дыша, на нее волнами накатывали шок, боль и облегчение. Питт обнимал ее и молчал. И продолжал прижимать к себе дрожащее тело и гладить Тиди по волосам, когда подошел капитан Халл.

— Поднимите девушку первой, — сказал Питт. — У нее сломаны лодыжки.

— Мои люди развернули наверху пункт первой помощи в палатке. Там топят печь. Ей там будет удобно, а потом ее заберет исландская спасательная служба и переправит в Рейкьявик. — Халл устало потер глаза. — Сейчас машины службы идут по нашему радиосигналу.

— А по воздуху ее нельзя эвакуировать?

Халл покачал головой.

— Простите, майор. Старый самолет за один рейс может забрать всего восемь человек на носилках. Боюсь, сначала нужно увозить тяжелораненых. Это случай, когда женщины идут последними. — Он кивком показал на Лилли. — Насколько тяжел этот?

— Разбиты плечи и таз.

Подошли два человека Халла с алюминиевыми носилками-корзинами.

— Забирайте этого человека первым, — приказал Халл. — И осторожнее. Он тяжело ранен.

Санитары осторожно уложили неподвижное тело Лилли на носилки и прикрепили веревку для подъема из предательского ущелья. На Питта произвели впечатление их четкие уверенные действия. Он был глубоко благодарен этим людям. Три минуты спустя Халл вернулся за Тиди.

— Хорошо, майор. Беру барышню.

— Будьте с ней осторожны, капитан. Она личный секретарь адмирала Сандекера.

По-видимому, удивить Халла было невозможно. Лишь на мгновение в его глазах что-то мелькнуло.

— Ну, ну, — сказал он. — В таком случае я буду лично сопровождать даму.

Халл нежно подхватил Тиди сильными руками и отнес к ожидающим носилкам-корзине. Верный своему слову, он поднялся с ней до самого верха, убедился, что ее уложили на постель в теплой палатке, и лишь тогда вернулся к руководству спасательной операцией.

Питт достал из-под руки пакет, медленно прошел по неровному дну ущелья и остановился перед русским дипломатом.

— Мистер Тамарецов, как ваши дела?

— Русским холод только приятен. — Он набрал горсть снега, лежавшего на груди. — Москва не Москва без снежной зимы. Для меня снег все равно что песок для араба: для всех проклятие, а для него часть жизни.

— Вам больно?

— Старый коммунист никогда не уступает боли.

— Жаль, — сказал Питт.

— Жаль? — повторил Тамарецов и подозрительно посмотрел на Питта.

— Да, потому что я собирался предложить вам средство для облегчения лихорадки, головной боли и несварения желудка.

— Опять юмор янки, майор?

Питт чуть заметно улыбнулся.

— Сарказм янки, — ответил он. — Вот главная причина, почему вы часто неверно оцениваете людей из других стран. У среднего американца есть в душе сарказм, который умом не понять. — Он сел рядом с Тамарецовым и достал бутылку водки. — Вот, например, перед вами результат моего похода в винный магазинчик за углом.

Тамарецов мог только смотреть на него, не веря своим глазам.

— Дал слово — держи. — Питт велел раненому русскому запрокинуть голову и поднес к его губам горлышко бутылки. — Вот, хлебните-ка.

Тамарецов залпом осушил четверть бутылки, прежде чем Питт отнял ее. Кивнул и что-то пробормотал. И вдруг в его глазах появилось теплое, проницательное выражение.