Читать книгу "Скорая помощь. Обычные ужасы и необычная жизнь доктора Данилова - Андрей Шляхов"

— Дура, все продумано! И дверь у заведующей часто распахивается — язычок ведь еще при Тюленькове сломался, и если она чуть открыта, то в первую очередь видно того, кто стоит напротив стола. Хочешь — прорепетируем. Я сейчас к ней зайду, дверь притворю не до конца, а ты посмотришь…

— Ну тебя с твоими репетициями!

— Так что — договорились?

— Договорились…

Для приватных разговоров на подстанции не найти места лучше, чем гараж. Там почти всегда пусто, разве что изредка кто-то из водителей возится с мелким ремонтом своего автомобиля. Казначеева и Рогачевская и предположить не могли, что кто-то подслушивает их разговор.

— Я ей устрою легкую жизнь! — пообещала Казначеева. — Получение взятки — это серьезно. До пяти лет.

— Сама поостерегись, — посоветовала Рогачевская. — От Жорки есть вести?

— Звонил недавно…

— Звони-и-ил?! — удивилась Рогачевская.

— Что ты глаза вылупила? Сейчас с этим просто — в каждой камере по мобильнику…

Данилов понял, что речь зашла об Ольшевском.

— …Только он зря нагреть меня надеется. У меня все чисто, комар носа не подточит — хоть наша комиссия по контролю за расходованием сунься, хоть наркоконтроль. Я ему, дураку старому, так и объяснила…

Пригласив к себе для беседы встреченного в коридоре доктора Жгутикова, периодически впадавшего в грех пофигизма и начинавшего спустя рукава заполнять карты вызова, Елена Сергеевна неожиданно услышала в оправдание:

— Как я устал от Москвы этой! Порой ум за разум заходит. Не город, а вампир — все соки из людей вытягивает!

— Что же привело вас в Москву, Артем Иванович? И что держит вас здесь? — поинтересовалась Елена Сергеевна. — Ну насчет денег все ясно, в столице платят лучше. Но ведь и расходы большие. Один съем квартиры чего стоит.

— У меня комната, — ответил Жгутиков. — И соседи тихие — семейная пара из Читы и студентка из Ташкента. Но дело не только в одних деньгах, Елена Сергеевна. Чем отличается провинциальный врач от врача столичного? Тем, что в провинции труднее работать. Там врач практически не имеет права на ошибку, даже на маленькую. Он на виду, и к тому же он свой, местный, ему не простят ошибки и будут колоть ею глаза и через двадцать лет.

— Интересно вы рассуждаете, Артем Иванович, — улыбнулась заведующая. — Насчет того, что все на виду, я поняла. Но какая разница — местный врач или не местный?

— Разница в восприятии, — оживился Жгутиков. — Представьте себе музыканта из сельского дома культуры и какого-нибудь известного исполнителя, маэстро. Если маэстро ошибется во время игры, то большая часть публики предпочтет этого не заметить, а те, кто заметит, решат, что исполнитель внес нечто новое в манеру исполнения. Его сочтут новатором, а то и зачинателем нового направления в искусстве. А ошибись его сельский коллега? Заклюют! Потому что он — свой, исконно посконно сермяжный. Нечего баловать, не стоит он того.

— Очень интересная точка зрения! — Елене Сергеевне никогда не доводилось слышать ничего подобного. — Надо запомнить.

— Запоминайте на здоровье, — с улыбкой разрешил Жгутиков и, моментально посерьезнев, спросил: — Так я пойду?

— Да, конечно! — разрешила Елена Сергеевна. — Только впредь, пожалуйста, повнимательнее заполняйте карты.

Не успел Жгутиков взяться за дверную ручку, как дверь распахнулась, чуть не прибив его.

— Извини, Тема!

Данилов вытолкнул ошалевшего коллегу в коридор и плотно закрыл за собой дверь.

— Владимир Александрович, что такое? — Елена Сергеевна вскочила на ноги и попыталась возмутиться, но возмущения не получилось.

— Ты сядь и выслушай меня! — Данилов уселся прямо на стол.

Он торопился. И вызов мог прийти в любую минуту, и Надежда могла разыграть свою комбинацию совсем скоро.

— Вова, что ты творишь? — под давлением даниловской руки, Елена Сергеевна опустилась в кресло. — Я же на работе.

— Это пока ты на работе, — ответил Данилов. — Смотри, как бы в камеру не угодить. Прямиком на нары…

Едва он успел закончить свой рассказ, как в кармане запищал наладонник, а «голос свыше» возгласил:

— Шестьдесят два — одиннадцать — вызов!

— Спасибо, Вова, — поблагодарила Елена. — Буду думать.

Глава восемнадцатая

Виток спирали

— Мужчина, пятьдесят лет, плохо с сердцем. Острухина, двадцать четыре, — Данилов оповестил бригаду о новом вызове.

— Элитный дом! — недовольно пробурчал Петрович.

Выезжать ночью в «элитные» дома на «скорой» не любили. Причина крылась в шлагбаумах, перегораживавших въезд во двор. Если днем для поднятия шлагбаума достаточно было постоять около него секунд десять со включенной «светомузыкой», то ночью такой номер не проходил — можно было спокойно получить по «морде лица» от разъяренной орды разбуженных жильцов. Делать было нечего — машина оставалась сторожить шлагбаум, а врач с фельдшером топали до подъезда пешком и также, пешком, при необходимости (разумеется — с помощью водителя) несли до машины пациента. Порой дистанция составляла метров сто пятьдесят.

На сей раз шлагбаум был гостеприимно поднят и около него стоял мужчина в спортивном костюме. Завидев «скорую», он принялся размахивать руками:

— Сюда, сюда!

— Вы вызывали? — спросил Петрович, притормаживая под шлагбаумом.

— Да! Вот к этому подъезду, пожалуйста!

— Приятно, когда тебя встречают, — негромко, для Данилова, прокомментировал Петрович и подъехал к подъезду.

— Что у вас случилось? — спросил у мужчины Данилов.

Если есть возможность, лучше определиться со снаряжением прямо внизу, у машины, чтобы не бегать потом за кислородом или носилками.

— Человеку плохо! — ответил мужчина.

— К тем, кому хорошо, нас не вызывают, — ответил Данилов. — Что с ним случилось?

— Запойный он, — понизив голос, признался встречающий, — только это строго между нами.

— Не беспокойтесь на этот счет, — Данилов накинул на плечо лямку кардиографа. — Ведите нас.

На большом, оборудованном зеркалами лифте они поднялись на седьмой этаж.

— Сюда! — Мужчина открыл ключом одну из дверей и посторонился, пропуская Данилова и Веру. — Проходите. Здесь можно вымыть руки.

— Спасибо.

Данилов вымыл руки и вытер их о поданное мужчиной полотенце. То же самое сделала Вера.

— Больной в спальне, вот здесь…

Спальня была отделана в псевдояпонском стиле, столь любимом в Москве. Соломенные татами на полу, низкое ложе, бамбуковые шторы на окнах, два декоративных самурайских меча на стенах, традиционная икебана на ротанговом столике в углу.