Читать книгу "Большие батальоны. Том 1. Спор славян между собою - Василий Звягинцев"

Когда погас свет и одновременно прервалась связь, множество групп и группок, от двух-трёх до полусотни человек, оказались в критическом положении. Оставаться там, где требовало боевое расписание и устав, или выбираться наверх? Что, если приказ «покинуть судно» уже поступил, а они его просто не услышали, и через несколько минут крейсер начнёт тонуть, унося с собой сотни задраенных в артиллерийских погребах, машинных и котельных отделениях, трюмах людей? Умирать придётся долго и мучительно, особенно в водонепроницаемых отсеках.

И наоборот – как можно покинуть свой пост без приказа? Может быть, в следующую минуту от каждого потребуется исполнить свой долг на том месте, куда он поставлен. И свет сейчас загорится, и связь восстановится – а ты уже сбежал! Трагическая дилемма.

Кое-кто естественным образом поддался панике (что интересно – паника вообще гораздо более заразительна для армий наёмных, нежели призывных, а английские и армия, и флот последние девяносто лет были исключительно наёмными) и начал пробираться наверх, в большинстве случаев на ощупь, поскольку ещё с семнадцатого века на флоте Его Величества матросам и офицерам категорически запрещено иметь при себе спички или зажигалки, вообще любые устройства для добывания открытого огня. Деревянные парусники и откупоренные бочки с чёрным порохом на батарейных палубах давным-давно исчезли, а традиция осталась.

Курить матросам разрешалось только на баке, у тоже традиционного «фитиля», теперь, правда, электрического, а офицерам – в кают-компании и нигде больше. Впрочем, можно ещё и с матросами, в общей курилке, но какой же джентльмен позволит себе такое? Это вам не российский императорский флот, где межкастовое общение, напротив, всемерно поощрялось и нередки были даже и адмиралы, мастерски «травившие» солёные байки под одобрительный хохот матросов. Разумеется, только после особой боцманской дудки (в новые времена дублируемой по общесудовой трансляции): «Команде песни петь и веселиться». В России до сих пор были сильные пережитки военно-феодального строя, и матросы и офицеры одинаково считались «слугами царя и Отечества», служащими общему долгу, а европейцы уже «цивилизовались», у них не служба, а оплачиваемая работа. Какое уж тут чувство боевого братства.

Многие, конечно, сохраняли дисциплину и верность уставам, но всё же минут через пятнадцать на открытых палубах и платформах появилось больше сотни по преимуществу «нижних чинов», быстро понявших, что крейсер фактически никем не управляется и наступило нечто вроде безвластия или, точнее, междувластия. А что ещё можно подумать и сказать, если корабль стоит без хода, никаких осмысленных команд с мостика и центрального поста не слышно, да и любой моряк прекрасно видит, что крейсер, а точнее его командование, охвачено параличом. Ощущение для военных людей несколько странное, поскольку совершенно непонятное. Большинство ситуаций представимо и подразумевает набор стандартных действий. Поход, бой, шторм, столкновение с айсбергом и тому подобное. Здесь же ничего похожего.

Все видели быстротечный бой с русскими воздушными разведчиками, но «Гренвилл» в нём не участвовал. Потом эскадра полными ходами ушла, крейсер остался на месте. Почему без хода и нет никаких общесудовых команд, кроме отмены «боевой тревоги»? Так на то начальство имеется. Можно бы на всё наплевать и заняться своими делами, пока никто не мешает, однако большинство моряков не оставляла смутная тревога. Она началась с самого выхода в море. И две сотни штатских русских, погружённых на крейсер неизвестно зачем, как-то не прибавляли здорового оптимизма.

Но безвластие есть безвластие. И среди моряков, и среди «волонтёров» нашлось достаточно людей, сообразивших, где и чем на корабле можно поживиться. А поскольку в английском флоте нет запрета на призыв ранее имевших судимости, да и вообще, почти как во французском Иностранном легионе, предъявить вербовщику можно почти любой документ, даже без фотографии, достаточное количество моряков вспомнило о своих прежних склонностях. Кому-то подумалось об офицерских каютах, где многие джентльмены хранят и деньги и часы, кому-то – о серебряных вещицах в застеклённых витринах кают-компании, а многим – просто об уставленных самыми соблазнительными бутылками стойках офицерского бара.

На крейсере было и ещё много разных мест, где кое-что можно прихватить на память. Возникали даже стычки между моряками и «пассажирами», не поделившими добычу. В них русские обычно выходили победителями. Ничего странного – на их стороне моральное преимущество, способность к стихийной самоорганизации для таких именно дел, причём в большинстве они были вооружены хотя бы ножами, а «лаймы» могли полагаться только на кулаки и подручные предметы.

Потом, наконец, началась стрельба. Из автоматов и пистолетов преимущественно, чего в нормальном морском бою просто не бывает. Кто услышал – предпочли переместиться подальше от источника потенциальной опасности. Беспорядки по уставу должна устранять судовая полиция, а вот её как раз и не осталось в дее– и боеспособном состоянии.

Часть моряков предпочли попрятаться в достаточно надёжных местах, но нашлись и такие, у которых пробудилась боевая и двигательная активность. Не меньше полусотни человек рванулись к мостику, рассчитывая, что там они получат более осмысленные команды, чем от старшин своих постов или плутонговых мичманов, в текущей обстановке совсем ничего не понимающих. А на мостике есть и командир, и старпом – уж что-то они прикажут.

Анастасия подняла руку. Её тонкий слух раньше, чем у Кристины, не говоря о Бекетове, уловил всё, что сопровождает передвижения группы людей – нездоровое и шумное от непрерывного курения дыхание, шаги, пусть и мягких резиновых подошв по бамбуковым циновкам, непроизвольное побрякивание деталей оружия о металлические и даже пластмассовые детали одежды. В общем, как написано в одной интересной книге: «Бесшумных засад не бывает». А Шурлапов организовал именно засаду – он очень точно рассчитал, что захватчики крейсера, тем более – соотечественники, пойдут именно этим путём. Национальная психология, можно сказать, грязными вонючими отсеками придонных помещений они пробираться не станут, пусть это почти безопасно, и верхом тоже не попрут – если разведчики, десантники, то осторожность проявят. А этот коридор в самый раз. И для них, и для него.

Так бы и случилось, командуй группой Юрий, а не Вельяминова.

И слух у неё был лучше, и все остальные, необходимые для такой работы качества, – тоже. Противник находился в параллельном коридоре, метрах в двадцати от неё, но это не имело значения. Они с Кристиной преодолеют это расстояние и захватят неприятеля врасплох раньше, чем он успеет об этом догадаться. Ну а если немного позже – возможно, умирать ему придётся не так спокойно и безмятежно. Одно дело – пуля в затылок или нож под лопатку, так что и почувствовать этого не успеешь, другое – во встречном бою. Тут и страха полно, и разящее оружие врага может оказаться не таким быстрым и гуманным… Экспансивная пуля в кишечник, допустим, а потом помирай так долго, на сколько жизненных сил организма хватит. Ни добивать, ни лечить не станут, вот что главное!

Валькирии, двигаясь по-настоящему бесшумно, вышли в поперечный, идущий строго по мидель-шпангоуту[83]коридор, с выступающим посередине каким-то коробом или кожухом. Справа двери офицерских кают, слева – переборка, вся покрытая разветвлениями разноцветных трубопроводов.