Читать книгу "Порочный ангел [= Уставший ангел ] - Дженнифер Блейк"

— Ну как они могут так поступать? Как они могут совершать такое страшное зло?

Он вздохнул, переменив положение больной ноги.

— Мужчина, — медленно проговорил он, — никогда не знает, каких пределов может достичь в своей жестокости… когда чувствует, что делает это ради справедливости. За один миг он может превратиться в дьявола, способного на любую гнусность, на любую подлость. Даже я…

Он остановился, восстанавливая дыхание.

— Вам не надо объяснять мне, — сказала Элеонора, скрывая внезапно возникшее дурное предчувствие за небрежным тоном. Ее длинные пальцы теребили грубое домотканое шерстяное одеяло.

— Даже я, — повторил он, как бы не слыша ее, — я как-то говорил вам — или не говорил? — что у меня были причины жаждать забвения в опасностях войны. Вы — моя душа. Так почему бы вам не узнать подробнее? История эта началась в Испании. Мой отец происходит из древнего рода. Наш дом стоял на склоне холма среди оливковых рощ над долиной Гвадалквивир. Гордость за свое происхождение, за семью и мавританскую кровь, которая течет в моих жилах, внушали мне с самого детства. Вся моя жизнь была расписана еще до рождения. Я учился, как положено ребенку из подобной семьи, во мне воспитывали уважение к церкви, я всегда должен одеваться как джентльмен, уметь владеть рапирой и иметь ее при себе в торжественных случаях. Мне должны были найти подходящую партию, представить ко двору молодой королевы Изабеллы II… После смерти отца я, конечно, принял бы на себя ответственность за людей, живущих в принадлежавших нам деревнях и из поколения в поколение работавших на нашу семью. Я должен был управлять землей, беречь ее, производить на свет детей, которые унаследуют все это после меня. Мой портрет вместе с портретом жены поместили бы в длинной галерее дома, а по прошествии времени кости мои упокоились бы в соборе рядом с костями моих предков. И такая перспектива меня не разочаровывала. Мне была уготована такая судьба, и я не думал, что может быть иначе. Но потом я встретил Консуэло.

Элеонора бросила на него быстрый взгляд. Он перехватил его и коротко засмеялся.

— Вам не стоит ревновать, голубка, — сказал он с иронией, — хотя она была очень красива. Однажды я увидел ее на ступеньках собора, когда она возвращалась после мессы, и подумал, что это самая прекрасная женщина на свете, которую я когда-либо видел. Ее черные как ночь волосы были прикрыты белой мантильей, а дуэнья суетилась вокруг нее, как бабочка вокруг волшебного цветка. Я буквально, врос в землю. Даже если бы мраморный ангел вдруг покинул нишу собора и вышел ко мне, я не поразился бы сильнее. Она улыбнулась мне, как с картины, изображающей робкую невинность, и я был восхищен. Я, конечно, не смог с ней заговорить, это не позволялось, но ничто не могло помешать мне выяснить ее имя и воспылать к ней такой страстью, что однажды я явился к своему отцу и потребовал, чтобы он начал приготовления к свадьбе. Никаких препятствий союзу не чинилось, она принадлежала к хорошей семье, жившей не более чем в пятнадцати милях от нас, и только что окончила монастырскую школу. Отец ее служил во дворце на невысокой должности, но был человеком влиятельным, а мать приходилась дальней родственницей королеве. Ее дядя — генерал, возглавлявший одну из политических фракций. О помолвке было объявлено очень торжественно, а затем, как положено, началось ухаживание.

Его голос изменился.

— Я должен вам сказать, что Консуэло, хотя она и была не против выйти за меня замуж, подобная мысль не очень грела. Но это меня не обескуражило. Со всем оптимизмом юности я был уверен, что жар моей страсти разожжет ответный огонь в ее груди. И я начал осаду ее сердца со всеми хитростями и уловками, известными влюбленным. Я слагал стихи о красоте ее глаз, распевал серенады, сопровождал их вместе со сморщенной хромой дуэньей, куда бы она ни пожелала пойти, посылал ей бесчисленные подарки. Зная, что она любит верховую езду, я отправил людей на аукцион, чтобы они нашли там лошадь, достойную моей возлюбленной. Арабская кобылица, белоснежная, с безукоризненной родословной — только такая могла подойти для моей Консуэло. В тот день, когда ее доставили, я был самым счастливым человеком на свете, уверенный, что наконец нашел подарок, который не может не понравиться. Держа кобылицу под уздцы, я остановился возле дома ее отца и встал в дверях. Представьте мое разочарование, когда мне сказали, что Консуэло в сопровождении грума катается верхом. Однако я был так решительно настроен обрадовать ее, что остался ждать ее возвращения. Кобылица, разогретая бегом, не должна стоять, и к тому же мне хотелось стереть пыль с попоны, прежде чем Консуэло увидит ее. В переднем дворе был слуга, но я сам желал видеть, как кобылицу напоят и почистят так тщательно, как мне хотелось. В сарае было темно, пахло затхлым старым сеном. Яркое солнце высвечивало все трещины и дырки, посылая желтые лучи, пронизывающие тьму, в которой летала пыль от моих шагов. Я постоял с минуту у двери, ожидая, пока глаза привыкнут к темноте, и в этот момент услышал голоса в пристройке, дверь в которую находилась справа от меня. По женскому смеху я узнал Консуэло, но никаких подозрений у меня не возникло, и единственной мыслью было наконец-то увидеть свою невесту.

Странно, но в течение многих лет то, что я увидел в тот поддень, снова и снова вставало перед моими глазами, а сердце заставляло разрываться на части. Сейчас же мне кажется это смешным своей непристойностью. Консуэло, подобрав юбки, сидела в дамском седле, а грум стоял между ее ног со спущенными до щиколоток бриджами, хрюкая под ударами ее хлыста по голой заднице. Нет слов, чтобы описать шок, который я получил. Единственная мысль, вертевшаяся в голове, — она осквернила мою любовь. Моя гордость, которую пестовали всю жизнь, переросла в ярость.

Я выхватил шпагу, готовый располосовать его в клочья, как крысу, без всякого раскаяния. Я не убил его тотчас, потому что он сжался от страха в жалкой покорности. Если бы тазами он стал отыскивать оружие или поднял руку, защищаясь, я бы пронзил его насквозь. А затем я повернулся к Консуэло. Для нее я выбрал наказание своих мавританских предков. Именно так они обходились с неверными женщинами. Я загнал ее в угол среди уздечек, покрытых толстым слоем пыли и пауками, и, схватив рукой за подбородок, отрезал нос. Срезал половину и смотрел, как ее лицо утопает в крови.

— О, Луис, — прошептала Элеонора, и слова боли застряли в горле. Она не знала, что сказать, не в силах не успокоить, не осудить.

Помолчав, он продолжал:

— Ужасная потеря. Ее красота, ее жизнь… и моя собственная. Бесчисленные часы раскаяния и отвращения, от которых нет пользы даже самому себе. Быть отрезанным от друзей и семьи, потерять страну — может, это еще и не все, что я заслужил. Но вот уже больше десяти лет я несу это наказание.

— Но, может, суд пощадил бы молодого человека, который действовал в состоянии аффекта? — сказала Элеонора.

— Может быть, если бы у родственников Консуэло не было сильных связей при дворе. Ее отец и дядя поклялись увидеть меня повешенным. И они бы преуспели, если бы у моего отца не нашлось своих друзей подле трона. А поскольку они были, то меня просто выслали. Родственники Консуэло хотели с помощью наемных убийц исполнить свой смертный приговор. Но после того как я отправил им в коробке голову третьего убийцы, посланного ко мне, они оставили свои попытки. К тому времени я занял положение вечного гостя в другой стране, путешествовал от Парижа до Лондона и Рима зимой, а летом — по курортам Европы. Поначалу я делал ставки за игорным столом, развлекался, как только мог, пытаясь скрыться от собственных мыслей. Такая жизнь опустошила счета моего отца, снисходительно относившегося к моим тратам, банкиры запаниковали, да мне и самому все это опротивело. Сражаясь с наемными убийцами досланными родственниками Консуэло, я чувствовал себя при деле и, сделав такое открытие, решил не расходовать этот дар попусту и стал легионером.