Читать книгу "Вымершие люди: почему неандертальцы погибли, а мы — выжили - Клайв Финлейсон"

таких как львы и лисы. Независимо от интерпретации этого археологического объекта, кажется очевидным, что люди, построившие эти сооружения, создали на холме высотой 780 метров серию символических памятников. И были они охотниками-собирателями. Эта находка навела некоторых на мысль о том, что символизм (и религия) привели к появлению сельского хозяйства и одомашнивания животных, а не наоборот. Но местность, где находится Гёбекли-Тепе, была экологически богатым местом: охотники-собиратели, которые жили в деревнях, разбросанных по всему ландшафту, имели доступ к многочисленным популяциям газелей, туров, оленей, к фруктам и орехам, а также к ежегодным скоплениям перелетных птиц. Похоже, что условия для создания более или менее оседлых общин — предпосылка к возникновению монументальной архитектуры — возникли на холмах Юго-Восточной Турции вскоре после окончания позднего дриаса. Фигурки животных и наскальное искусство — не были новинками, поскольку это наследие граветтийцев и охотников-собирателей позднего ледникового периода. Отличие в том, что все это было представлено по-новому, чрезвычайно зрелищно. При условии, что богатство окружающей среды не было исчерпано или были найдены новые способы поддержания растущего населения, нет никаких причин, по которым эти общества не смогли бы развиваться и становиться более сложными, как это произошло с рыбаками лососевого промысла на северо-западном побережье Тихого океана. Тот факт, что вскоре после этого в регионе возникло сельское хозяйство, предполагает, что такие способы действительно были найдены[418].

Переход от сбора диких растений к их культивации не был внезапным революционным событием, этот процесс занял тысячи лет[419]. Люди, жившие в Охало II, на берегах Галилейского моря, собирали дикие растения с отметки 23 тысяч лет назад и, по-видимому, перемалывали дикие злаки в муку[420]. Охало II демонстрирует нам прямую связь между земледельцами, жившими после позднего дриаса, и охотниками из мира ледникового периода и показывает, что по крайней мере здесь переход к сельскому хозяйству был постепенным процессом.

Интересно рассматривать одомашнивание как двустороннюю связь между людьми и теми, кого они одомашнивают[421]. С такой точки зрения одомашнивание — это не полный разрыв с прошлым, а скорее этап непрерывного человеческого вмешательства, от хищничества до генной инженерии. Одомашнивание имеет много общего со взаимоотношениями, при которых каждый из партнеров извлекает выгоду. Что отличает одомашнивание от других взаимоотношений, так это преднамеренность со стороны людей. Именно эта преднамеренность человеческой деятельности, заключающаяся в отборе определенных черт у одомашненного животного или растения, делает трансформацию относительно быстрой по сравнению с другими взаимными партнерствами, развитие которых заняло гораздо больше времени.

Эволюция путем естественного отбора, определенная Чарльзом Дарвином, представляет собой дифференциальное выживание до репродуктивного возраста особей одного и того же вида. Более успешные в своей среде особи производят большинство потомков, обеспечивают сохранение своих генов. Такой вот бессознательный процесс и лотерея. Если вы доживете до репродуктивного возраста, то чем более успешным будет ваш отпрыск, тем больше доступных ресурсов может быть использовано вашим потомством. В одомашнивании люди стали основным компонентом окружающей среды. Одомашненные растения и животные пользовались защитой, обеспечиваемой новой средой, и смогли превзойти своих диких предков. Попутно люди и сами стали частью процесса одомашнивания. Хорошо известно, что земледельцы по сравнению с охотниками-собирателями, как правило, были ниже ростом, хуже питались и были более склонны к болезням[422]. Но это не так важно.

Несмотря на это, их численность продолжала расти, подавляя конкуренцию.

Почему неандертальцы не стали земледельцами? Этот вопрос может показаться весьма академическим и имеющим мало практических последствий, но это не так. На самом деле этот вопрос очень актуален, поскольку он помогает нам понять, почему сельское хозяйство возникло именно в тех местах и в то время, когда оно возникло. Сторонникам превосходства предков легко: для них объяснением будет то, что неандертальцы просто недостаточно умны. Но если неандертальцы не были умственно неполноценными, может быть, дело в климате? Отчасти это так: в течение основного периода, когда неандертальцы жили по всей Евразии, позднее 100 тысяч лет назад, климат был намного более суровым и менее стабильным, чем сегодня, поэтому условий, благоприятствовавших сельскому хозяйству, как во времена позднего дриаса, просто не существовало. Но неандертальцы жили на Ближнем Востоке в период 130–100 тысяч лет назад, когда условия были более мягкими, так почему же они тогда не выращивали зерновые и не пасли животных? Не стоит забывать, что в то время на Ближнем Востоке были еще и протопредки и они тоже не занимались сельским хозяйством. Я думаю, что в то время людей на земле было гораздо меньше, и оседлый образ жизни не был в моде. Ничто не подталкивало людей к тому, чтобы они изменили свой образ жизни охотников-собирателей. Еще 100 тысяч лет подобного теплого периода не было. Затем появилось много людей, они научились жить в деревнях и истощили ресурсы дикой природы гораздо быстрее, чем кочевники. Когда жизнь становилась сложнее, им приходилось либо возвращаться к бродячей жизни, либо оставаться на месте и искать способы выживания. Из беспорядка смешанных хозяйств появились новые, к ним добавились посев семян и выпас диких животных. Это позволило сообществам людей расти и побеждать в конкуренции с охотниками-собирателями. Приручая животных и растения, люди ненароком одомашнили сами себя. Пешка превратилась в игрока. Примерно 10 тысяч лет это работало, но с годами мир становился все более тесным.

Эпилог

Дети удачи

Несколько лет назад мы с моей женой Джеральдиной проводили много часов, бродя по тропам и не нанесенным на карту дорогам Пиренейского полуострова, изучая птиц и растения. Мы останавливались во многих отдаленных уголках, иногда всего на несколько минут, чтобы сделать заметки. Через несколько лет мы возвращались и повторяли наши наблюдения. Перед тем как вновь посетить места, которые на нашем компьютере были обозначены числами, мы с трудом вспомнили, как эти места выглядели. У нас сохранились данные, но когда бываешь в стольких местах, представление о каждом из них сливается в нечеткую массу деревьев, рек и скал.

Каждый раз нас поражало, насколько это представление менялось и становилось более четким, как только мы приближались к месту, где провели всего пару минут несколько лет назад. Мы решили проверить свое впечатление и были поражены нашей способностью предсказывать, что ожидало за следующим поворотом. Зачастую мы могли с точностью указать, где будет определенное дерево, трудный переход и геологические особенности. Очевидно, вся информация сохранялась у нас в головах, и достаточно было спрятанной в местности подсказки, чтобы оживить наши воспоминания. У